Проселок вел к сосняку и тянулся дальше мимо неровной, с впадинами и выступами, темно-зеленой стены. От леса веяло резким смешанным запахом смолы и хвои. Из глубины рослых, кучно стоящих, истекающих смолой сосен прорывались легкие шорохи и птичье щебетание. Под ближними стволами, открытыми воздуху и солнцу, рыжели большие и малые насыпи из земли, тонких веточек, побуревших иголок хвои. Здесь уже вовсю копошилось великое муравьиное семейство, передвигая натасканный из леса свежий строительный материал. «Ишь ты, с самого утра робить принялись», — с улыбкой засматривалась Анна Анисимовна на каждый оживший муравейник.
Временами лес расступался, обнажая широкие клинья просек с кочками, потемневшими пнями на месте старых вырубок, поваленными ветром сухостойными соснами. Анна Анисимовна заглядывала и в эти освещенные солнцем лесные коридоры, определяя на ходу, где лучше будет рубить сосны на дрова для следующей зимы.
По другую сторону проселка открылся вид на молодую березовую рощицу, раскинувшуюся на травянистом угоре. Была она прозрачная, вся в белых нитях стволов и голубых заплатах неба между зазеленевшими вершинками. И еще светлее стали мысли у Анны Анисимовны, еще медленней сделался ее шаг.
Ни о чем худом, неожиданном, что растрясет ее привычную, налаженную жизнь, лишит покоя, она в это погожее утро не помышляла.
Подходя к своей избе, Анна Анисимовна еще издали увидела привязанную к плетню рыжую лошадку под седлом. «Семеныч пожаловал, — подумала с досадой, узнав бригадирского Буяна. — Опять, значится, в коровник назем возить пошлет. Али выпить ему охота». Сразу прибавила шагу, вспомнив, что пора сажать картошку, а без подмоги Федора Семеновича никак не обойтись. Прикинула на ходу, чем угостить бригадира: есть бутыль медовухи, в сундуке лежит пол-литра «Московской», на закуску — соленые огурцы и капуста. Хватит.
Федор Семенович стоял в огороде, спиной к Герасимовой, толстый, похожий в длинной своей брезентовке на огромный скособочившийся куль. Наведывался он в огород частенько и прежде — весной в момент посадки, осенью во время копки картофеля.
— Чё тама стоишь, Семеныч? — окликнула Герасимова весело. — Заходи в избу…
Осеклась, похолодела вся, заметив еще двоих, посторонних, — учетчика бригады Кузьму Ожгибесова и завшколой Анастасию Макарову. Ожгибесов шагал по ее земле хозяином, взмахивая деревянной треугольной саженью. А Макарова наблюдала за ним, выставив вперед ногу в резиновом сапожке.
И так это для Анны Анисимовны было непостижимо, в диковинку, что на минуту у нее отнялся язык и пристыли к пригорочной траве ноги. Потом уж дошло до нее: пришли отбирать огород! Побледнела сразу, задохнулась.
«Не отдам!» — и рванулась к огороду. Загремели пустые бидоны, покатились рассыпавшиеся баранки, купленные в станционном магазине. Анна Анисимовна подобрала на ходу полы плаща и подол зеленого платья и с неожиданной для ее возраста ловкостью перемахнула через плетень.
Сперва, увязая кирзовыми сапогами в черноземе, кинулась на учетчика Ожгибесова, вырвала из его рук сажень:
— Уматывай отсюдова!
Сажень шумно взлетела в воздух и, описав дугу, стукнулась где-то за плетнем. Пока Ожгибесов, растерянно выпучив глаза, чертыхался, Анна Анисимовна подбежала к бригадиру, вся дрожа от негодования:
— Чё ты здеся творишь, а? Пошто привел их в мой огород, а?
Федор Семенович отвернулся, пряча лицо. Потом, не выдержав натиска Герасимовой, которая топталась вокруг него, как разозлившаяся гусыня, и дергала за рукав брезентовки, требуя ответа, нехотя пробормотал:
— Половину твоего огорода надобно отдать школе. Председатель Виктор Васильевич Соловаров так велел…
— Вона как!
Анна Анисимовна понеслась по огороду, с остервенением стирая подошвой сапог рваную линию, которая была проведена острой ножкой сажени. Покончив с этим, она подбежала к стоявшей за спиной бригадира Анастасии Макаровой:
— Школе землица надобна, баешь? А ты, девка, заместо того, чтобы мужикам коленками моргать, вспаши ее сама, да мотыжь, да навозу клади! Узнаешь тогда, легко ли достаются картошка и огурчики.
Лицо Насти занялось заревом, в тон розовому платью. Она растерянно сдернула с головы косынку, прикрыла ею колени и вопрошающе уставилась на бригадира. Но Федор Семенович, будто ничего не расслышав, с глубокомысленным видом смотрел на огород.
Беззащитность учительницы пуще распалила Анну Анисимовну.