Она недолюбливала Михалину, остерегалась ее, как, впрочем, и другие марьяновские бабы, у кого были взрослые сыновья. Эта бездетная вдова, в самом, что называется, соку, славилась в Марьяновке тем, что старалась заманить каждого появившегося в деревне отпускника.
Михалина быстро сообразила, чем обеспокоена Анна Анисимовна. Насмешливо сверкнула зелеными игривыми глазами:
— Не сомневайся, Анисимовна, совращать твоего сына не собираюсь. Беленькие не в моем вкусе. Мне больше симпатизируют черненькие и кудрявенькие, которые на станции яблоками торгуют. Так, говоришь, спит Степан? Ну-ну. Замаялся, видать, после вчерашнего свиданья с учительницей…
Подходившая уже к воротам Анна Анисимовна резко обернулась:
— С какой ишо учительшей?
— Ты разве не знаешь? — с притворным удивлением спросила Михалина. — С соседкой твоей, Настей Макаровой, ночи коротает Степан. Сама видела: вчера после кино пошли они в обнимочку в березовый колок. Я уж думала-гадала: чего они там потеряли? После уразумела: миловаться на травке среди берез, под луной, интереснее…
— Не мели ерунду! — сердито перебила ее Анна Анисимовна, с осуждением покосившись на груди Михалины, выпирающие из глубокого выреза крепдешиновой кофты. — Больно на сплетни мастерицей стала, как мужиков пристрастилась менять. Уходи, слушать не желаю!
— Не веришь? — усмехнулась опять Михалина, пропустив мимо ушей замечание о мужиках. — Ничего, поверишь потом…
Михалина сняла туфли, взяла их в руки и, не попрощавшись, пошла по росистой траве в Марьяновку, сверкая белыми ногами.
Анна Анисимовна стояла у ворот, встревоженно глядя то на бойко чесавшую через мост Михалину, то на школьные окна. «Пустое болтает, — начала утешать себя. — Позарилась сама на Степку, а он, поди, и говорить с ней не желает. Оттого она и ехидничает в отместку. Не позволит мой сын такого, чтобы с врагиней матери, вертихвосткой чужедальней, шляться. Девок в Марьяновке и без учительши хватает, только кликни он — кажная на шею ему кинется».
Но зароненное Михалиной подозрение уже невозможно было унять. И оно разрасталось, заставляя скакать сердце Анны Анисимовны, подстегивая и распаляя воображение. Поволновавшись, она решила немедля, как только Степан проснется и позавтракает, строго расспросить его об отношениях с учительницей, а заодно и рассказать ему, как Макарова с оголенными коленками и до его приезда на танцульки бегала.
Степан, будто нарочно, будто догадавшись о намерении матери, в тот день с утра занялся хозяйственными делами. Наколол дров, натаскал воды с Селиванки. Потом мать и сын вышли вместе в огород поливать огуречные и помидорные грядки.
Неловко стало Анне Анисимовне мучить сына не подтвержденными пока предположениями. А когда он между делом обстоятельно и занятно рассказал о Москве, пообещал как-нибудь обязательно свозить ее в столицу, она совсем успокоилась. «Пустое болтает, — неприязненно подумала опять о Михалине. — Язык почесать ей захотелось, не может без сплетен-то жить». И все же надумала на всякий случай не спускать глаз со школы.
После обеда Степан ушел загорать на речку за деревню. Проходя мимо школы, он (Анна Анисимовна успела заметить) помахал рукой, глядя на тамошние окна. Теперь уж ей все было ясно, стояла, разгорячась и потея от гнева, не отрывала глаз от школьных ворот. Метнулась сразу к плетню, когда из ворот вышла Настя Макарова с полотенцем и книгой в руках.
— Погоди-ка! — окликнула ее Анна Анисимовна.
Она не задумалась, зачем останавливает Настю, что́ ей скажет, упрямо билась в ней только одна мысль: не пустить учительницу в ту сторону, куда недавно ушел Степан!
Когда Настя подошла к плетню и поздоровалась, Анна Анисимовна приметила под ее забеспокоившимися глазами, на тонкой гладкой коже, неяркие, будто сполоснутые синькой, круги. И сразу впилась взглядом в эти отсутствовавшие прежде круги, выискивая в них подтверждение ночным прогулкам в березовый колок, о которых рассказывала утром Михалина. Исчезли все сомнения: она, она, бесстыжая, уводит Степана каждый вечер из избы, она, Настя, лишает ее покоя и сна, сыновнего внимания!
Анна Анисимовна задохнулась от негодования. Но вначале не подала вида, заговорила с Настей ласково, стараясь выведать еще кое-что:
— Ты чё за молоком перестала ходить? Мне некогда теперича его в школу носить, сын, слыхала, поди, погостить приехал.
Настя обрадовалась, на зарумянившихся щеках появились ямочки:
— Тетя Аня, правда, можно прийти к вам, ругать не будете? Ой, как я по нему соскучилась!