Анна Анисимовна и Степан до сумерек сидели за столом, пили чай, говорили, говорили о том, как покосничали.
— Славно было, — с удовольствием разминая плечи, сказал Степан. — Покосил от души, и не надоело. Пожалуй, и завтра надо будет сходить.
— Пойдем, пойдем, — живо подхватила Анна Анисимовна. — Как не пойти? Покос — он все хвори, тоску-кручину изгоняет. С народом побаешь, воздухом луговым вволю надышишься, вовсе отрадно на душе-то…
— Славно было, — повторил Степан.
После ужина он умылся по пояс холодной водой, надел серый костюм с галстуком. В горнице запахло одеколоном.
— Неужто ишо на гулянку тянет? — удивилась Анна Анисимовна. — Прилег бы, отдохнул. Опосля покоса и поспать!
— А я не устал, — быстро выпрямился Степан, зашнуровав выходные полуботинки. — Мог бы еще ночь напролет косить при сегодняшней луне. Посмотри, как она светит!
Анна Анисимовна взглянула из окошка на полную, сверкающую луну, вздохнула:
— Когда придешь-то?
— А ты меня не жди, — сказал Степан. — Спи спокойно. Ворота, если хочешь, закрой. Я могу с огорода через калитку зайти.
«Значится, опять на всю ночь», — взгрустнула Анна Анисимовна.
Закрыв за Степаном ворота, она вернулась в горницу и начала занавешивать окна. Сразу припала лицом к стеклу, заметив в крайнем слева, освещенном окне школы Анастасию Макарову. Короткая белая штора там была наполовину раздвинута, и в расщелину видно было розовое платье с длинными рукавами. Тоже приоделась, причесалась, на гулянку собралась. Смотрела Настя на избу не отрываясь, захватив щеки ладонями.
«Степку ждет, — догадалась Анна Анисимовна, прикрывшись тюлевой шторой и пристально наблюдая за Настей. — Проглядела, кажись, как он в Марьяновку пошагал. А може, видела да теперича переживает. Разонравилась чё-то учительша Степке: на покос сёдня не захотел ее позвать и в школу вечером не пошел. Уж не Михалина ли Воеводина его завлекла, не к ей ли домой заспешил на свидание?»
Зелеными угольками вспыхивали шалые глаза Михалины. Анна Анисимовна вспомнила, как днем на покосе, во время обеда, она при всех бесстыдно прижималась к Степану… Обеспокоенно заворочалась на табуретке, размышляя, позовет ли сын завтра Настю на покос и как он поведет себя на лугу с Михалиной. Подумала встревоженно и о том, как бы охочая до мужиков вдова, которой бог и рожать-то не дал счастья, не приворожила Степана совсем, зельем бы каким не напоила…
Анна Анисимовна отвернулась от окна, поудобнее устроилась на табуретке, взяв со стола спицы и большой белый клубок шерсти. Свитер Степану она почти уже связала, остался только один рукав. Но что-то спицы сегодня ее не слушались. Анна Анисимовна то и дело бросала их на стол и подпирала руками подбородок. «И чё она никуда не уезжает? — думала, глядя сквозь тюль в школьное окно. — Половина лета уж прошла. Пошто торчать здеся ей, не своруют, чай, раскладушку да книжки в ее комнатке». Спустя минуту мысли ее потекли уже по-иному. Вспомнила снова услышанное сегодня от старика Кондратия там, на лугу: ехать-то ей, поди, некуда, коли родителей нету…
«Може, на чаек в избу ее позвать? — приподнялась живо с табуретки. — Схожу! Боязно ей одной небось в пустой-то школе. И о родителях у Настасьи порасспрошу». Но тут же поостыла, заколебалась: а вдруг сын явится, не понравится ему?
Посидев еще, Анна Анисимовна сердито поджала губы и схватила спицы со стола. «Чё растаяла-то? — принялась ругать себя. — Пущай стоит, пущай глядит! Все они горюнятся эдак, когда мужики к им не идут». Но и на тонких, высверкивающих спицах будто отражалось Настино лицо. Анна Анисимовна припоминала каждый шаг учительницы по разомлевшей от жары луговой траве, каждый поворот ее головы. «Погоди-ка, вилы откудова она взяла, когда спозаранку побегла на покос? В школе-то их нету. Поди, из ребятишек кто из дому для ее захватил. Накидала травы многуще, руки от непривычки небось болят у её сёдня». Мысленно восстановила во всех подробностях и то, как держала себя Настя после приезда председателя Соловарова. «Не больно-то она на него глядела, хоть и подкатил на легковушке. Все от ребятишек да от Степки не отходила».