— Время как раз для чаепития. Ишо только без четверти одиннадцать. Айда, Настасья, собирайся.
На улице было тепло и тихо. Темно-голубое небо густо усеяли звезды. Чуть поодаль от пригорка загляделась на сверкающую гладь Селиванки, будто в зеркало, полная луна. Она так щедро посеребрила августовский вечер, что под ногами виднелась каждая травинка.
По ту сторону от школы, в логу, слышалось, как тяжело подпрыгивают, фыркая и гремя плоскими железными колоколиками, выпущенные на ночь стреноженные лошади и как покрикивает на них, надсадно кашляя, напрягая прокуренные легкие, конюх Савелий Леонтьев. А за речкой, в Марьяновке, раздавался тягучий, с ленцой, непривычный здешним людям говор приехавших на жатву студентов.
Настя, запрокинув голову, посмотрела на звезды, на луну, сказала негромко, волнуясь:
— Вечер-то какой светлый. Так бы вот всегда…
Около ворот Анна Анисимовна показала на валок черной затхлой травы:
— Степка тута литовку направлял, когда в первый день на покос выходил.
Настя, в тонком белом свитере, в серой юбке с полосками, сидела в горнице за столом, лицом к портрету Степана. Глядела она на портрет украдкой, урывками, но Анна Анисимовна, снуя между кухней и горницей, успевала замечать в ее глазах и невысказанную печаль, и ожидание чего-то хорошего, радостного…
На столе среди цветастых чашек, тарелок с мелко нарезанными огурцами, медом, ломтиками хлеба, пирожками — мясными, капустными, морковными — шумел электрический самовар. Анна Анисимовна уселась рядом с Настей, тоже лицом к Степанову портрету, сказала с радушной улыбкой:
— Кушай. Не стесняйся, бери, чё тебе нравится.
Сама сразу взяла длинный ломтик домашнего хлеба, подцепила вилкой картофелину. Настя, помедлив немного, тоже потянулась к картошке.
Анна Анисимовна одобрительно глянула на нее, налила из глиняного кувшинчика полный стакан молока и придвинула его к Насте:
— Займись-ка. Летняя картошка с молочком шибко вкусная бывает.
— Больше не надо, тетя Аня, — взмолилась Настя, когда спустя несколько минут к опустевшему наполовину стакану снова приблизился кувшинчик.
— Ладно, коли так, — согласилась Анна Анисимовна. — Давай, огурчиков поешь. Поди, нонче их ишо не пробовала.
— Пробовала, — улыбнулась Настя. — Недавно целую сетку покупала.
Анна Анисимовна небрежно повела рукой:
— Знаю я покупные. Бабы на базар переростки таскают, чтобы весили больше, а получше да посочнее на засол оставляют. А у меня, погляди, огурцы дак огурцы. Похрусти-ка.
— Очень вкусные, тетя Аня.
— А то как же! — подхватила Анна Анисимовна. — Сегодня с грядок нарвала. Пошто раньше-то не приходила? Угостила бы. Урожай нонче, слава богу, добрый, каждый день по полному лукошку собираю.
Анна Анисимовна с достоинством поджала губы и начала наливать в блюдце густой душистый чай.
— Месяц целый тебя не было видно. Поди, к родителям ездила?
— В Казахстане была. Там у меня дядя в совхозе живет.
— Окромя его у тебя никого рази нету?
Настя убрала со стола руки, сцепила их на коленях:
— Есть еще у меня тетя, в Пензе живет, — ответила застенчиво. — И к ней заезжала. Весело у них, ребятишек шестеро. Муж у нее инженер-конструктор, и сам детские колясочки для дома мастерит.
Анна Анисимовна не могла удержаться, спросила напрямик:
— Скажи-ка, много вас тама, в детдоме, было?
Настя не удивилась вопросу, только жар еще сильнее разлился по ее лицу и опустились ниже длинные темные ресницы.
— Трехэтажный дом занимали…
«Значится, правду сказывал тогда, на покосе, Кондратий: погибли ее родители». Анна Анисимовна представила мысленно высоченный дом, полный сирот, и ей сделалось жутко. Откуда их столько набралось? Ведь война-то кончилась уже давно и не у всех, наверное, родители в аварию автомобильную угодили.
— Вы не подумайте, что там плохо нам было, — торопливо, будто оправдываясь, сказала Настя. — Кормили нас, одевали, учили. И воспитатели попались хорошие. Я и сейчас с ними переписываюсь.
— Откудова уж хорошему быть! — вырвалось у Анны Анисимовны. — Рази детдомы могут родительское тепло заменить? Слава богу, хоть мой Степка и рос при нужде, однако ж крыша над его головой была своя, родная. В приют я его ни в жись, ни при какой напасти не отдала бы, пущай тама всего вдоволь.
Настя зашевелилась, перевела взгляд на дверь.
— Большое вам спасибо, тетя Аня, — сказала, поднимаясь из-за стола. — Засиделась я, пойду.
— Постой, — ухватила ее Анна Анисимовна за рукав. — Чё ты вздумала уходить на ночь глядя? Спи здеся, места в избе хватит. Лягешь вона на диван. Чай, одной-то в пустой школе наскучило уж.