Настя нерешительно стояла около стола, глядя на боковое окно горницы, из которого виднелось освещенное луной школьное здание. Заметно было, что ей самой не очень-то хотелось возвращаться туда, в комнату со скрипучей раскладушкой и тревожными ночными шорохами под полом и за стеной.
— Не ломай голову, худое тама не случится! — бойко проговорила Анна Анисимовна. — Свет ты потушила? Потушила. Дверь заперла на замок? Заперла. Ишо чё надобно?
И тут же распорядилась:
— Помоги-ка мне со стола убрать. Да свитерок побереги, вона на гвоздике передник мой висит, возьми.
Настя накинула передник, завязала тесемки на спине, поглядела на себя в зеркало и повеселела. Передник был клеенчатый, с розовыми цветами и очень шел ей.
Заметила это и Анна Анисимовна.
— Длинноват тебе, но сидит ладно, — сказала, осмотрев Настю. — Молодухой заправской стала, которых на порошках для стирки рисуют.
Они вместе отнесли на кухню посуду. Вместе полоскали тарелки и чашечки под рукомойником, налив в него остаток теплой воды из самовара. Когда вся посуда была уложена в шкафчик, прибитый к стене, когда, вымыв руки и потушив свет, вышли из кухни в горницу, Анна Анисимовна сказала негромко:
— Все ладно, только вот хозяйство остается без присмотра. Корову и овечек я, конечно, отведу к добрым знакомым в Марьяновку. На этот счет беспокойства у меня нету. Изба тоже никуда не денется, двери и ворота на замок закрою. Огород догляда требует. Огурцы покрупнее можно раньше в кадку собрать и засолить. А меньше нельзя трогать — им ишо расти да расти. Морковь ишо растет, капуста… Узнают угланы, что я уехала надолго, табуном полезут в огород: все посрывают, грядки перетопчут.
— Тетя Аня, — быстро отозвалась Настя, — присмотрю я за огородом. Мне ведь здесь рядом.
— Твоя подмога мне и надобна! — обрадовалась Анна Анисимовна. — Будет догляд, ребятишки не посмеют безобразничать. Сама понимаешь, от сына я быстро уехать не смогу. Може, месяц целый придется гостить. А тебе из школьного окошечка все видно.
Настя украдкой посмотрела на портрет Степана.
— Вы не тревожьтесь, тетя Аня, поезжайте спокойно, — сказала доверчиво. — Если надо будет… я вас и на станцию провожу.
— Ладно, опосля поговорим. Ложись, отдыхай.
Анна Анисимовна сняла с дивана шелковое покрывало, принесла простыню, коричневое шерстяное одеяло с белым олененком посередине, две подушки. Себе постелила на кровати.
— Ты не сиди, раздевайся, — сказала Насте, гася свет. — Смущаться тута некого. Какой сон увидишь, завтра расскажешь. Може, Степка тебе приснится. Нонче он весь отпуск на диване спал.
ГЛАВА 13
Солнце только-только поднялось над дальними лесами, еще чувствовалась оставшаяся с ночи свежесть, еще над Селиванкой, запутавшись в прибрежных ивах и ольхах, неподвижно висел туман, а Марьяновка уже ожила. Протяжно мычали коровы, звенели колокольчики на ременных ошейниках, слышался неторопливый говор вышедших из домов женщин и стариков.
Анна Анисимовна стояла у своих ворот наготове, с хворостиной в руке, поджидала стадо. Когда коровы наполнили пригорок топотом, когда пастух Никодим Ануфриев в том же отстиранном пиджаке, желтых сандалетах, но в кепке-восьмиклинке вместо соломенной шляпы поднял, приветствуя, жилистую руку, Анна Анисимовна открыла ворота и выпустила Милку и овец. Овцы — те сразу помчались к стаду и растворились в нем. А корова не отходила от хозяйки. Грустно глядела на нее фиолетовыми глазами и тыкалась шершавыми ноздрями в давно знакомое и привычное бордовое платье. Анна Анисимовна обняла Милку за шею рукой и так постояла в раздумье.
Пастух, глядя на них, хмыкнул:
— Животина, а понятие имеет. Чувствует расставанье-то. Не кручинься, Анна, присмотрю я за твоей скотиной. Место у меня во дворе найдется и для коровы, и для овечек. Коли день-деньской с ними, вечера-то уж не пожалею. Не останется твоя Милка недоенной. Как старуха померла, всем бабским делам научился. И молочко не пропадет, через сепаратор его буду пропускать, который на ферме. Приедешь, маслом и сметанкой тебе сдам. Согласна на такой вариантик?
Анна Анисимовна обрадовалась:
— Спасибо, Никодим. Тебе-то уж я доверяю, потому как ты всю жись возле скотины. Отблагодарю, как вернусь, гостинцами московскими. Вин разных тебе привезу, закусочки.
— Гостинцы там, конечно, добрые, — заулыбался пастух. — Но скажу, Анна: лучше твоей медовухи и огурчиков ничего на свете нет.