Задумавшись об этом, она нахмурилась.
Лиля давно убедилась, что не способна быть хозяйкой своей судьбы. Жизнь шла своим ходом, вовлекая ее в круговорот событий, как жалкую ничтожную соринку. Лиля просто плыла в общем потоке будней, никак не влияя на происходящее.
Выйдя в коридор, она столкнулась с электриком Рыковым, который, присев возле стола на колесиках, интересовался содержимым внутренних полочек.
– Поставь на место, пожалуйста, – произнесла она, испытывая неприятное чувство, оттого что приходится кого-то одергивать.
Рыков показал ей две бутылочки: одну с джином, другую с ромом.
– Я только попробовать. Ты когда-нибудь джин пила?
– Нет, – сказала Лиля и попыталась отобрать бутылочки.
Посмеиваясь, Рыков спрятал их за спину, а таз выставил вперед, так что она невольно задела то, к чему не собиралась прикасаться.
– Отдай, – покраснев, потребовала она.
– А ты отними, – предложил Рыков.
Он был крепким мужчиной лет сорока, с квадратной синей челюстью и такими густыми бровями, что затененные глаза казались непроницаемо черными. Сотрудницы считали его красивым и, посмеиваясь, выясняли, кто из них уже спал с Рыковым, а кто еще только примеривался. Лилю подобные разговоры ужасно смущали и нервировали. Рыков ей не нравился.
– Отдай, – повторила она тише.
– Возьми, – сказал он, дыша ей в лицо.
Шагнув назад, Лиля достала телефон.
– Или ты возвращаешь спиртное на место, или я звоню администратору.
– Пошутить нельзя, – проворчал Рыков, неохотно выполняя требование.
Было заметно, что он чувствует себя униженным, а потому найдет способ отыграться.
– Злая ты, – бросил он Лиле в спину. – Мужика себе заведи. А то нервная система у тебя не в порядке.
– Убирайся отсюда, – процедила она, стискивая кулаки.
– У меня здесь работа, – парировал Рыков и скрылся за дверью.
Лиля предположила, что разбавленные напитки вполне могут быть делом его рук, но, подумав немного, решила не вмешиваться. Не ее это дело. Такие типы, как Рыков, все равно выкрутятся, а вину свалят на других. На нее, на Лилю.
Тяжело вздохнув, она вернулась к своим обязанностям.
Следующий номер был так замусорен, словно здесь жила не супружеская пара, а целое племя дикарей. Лиля обслуживала супругов, занимавших этот номер, ровно два дня и одну ночь. Если бы она не видела собственными глазами весь мусор, оставленный ими, то так и считала бы их интеллигентными людьми.
Вообще, работая официанткой, а затем горничной, Лиля потеряла веру в людей. Ежедневно пополняя бары и развешивая полотенца, она скептически относилась к рассказам о благородстве или честности. А что говорить о номерах стоимостью в несколько сотен долларов в сутки, в которых почти никогда не оставляют чаевых? Или о тех номерах, в которых на уборку нужно потратить не меньше часа, а чаевых тоже нет. Нет, Лиля не верила в людей. Таких, как Рыков, всегда больше, чем совестливых и порядочных. К сожалению.
Лиля никогда в жизни не присвоила ничего чужого. Она считала, что если человек лжет или ведет себя некрасиво в мелочах, то он поступает так же всегда и во всем. И почему-то именно такие мужчины постоянно попадались Лиле на жизненном пути. А как можно связать с таким судьбу? Нет, уж лучше совсем никакого мужа, чем хитрого, лживого, непорядочного, хамовитого.
Стоило кому-нибудь из знакомых проявить себя с отрицательной стороны, как Лиля теряла к нему доверие и уважение. Может быть, именно поэтому в свои неполные сорок лет она до сих пор была не замужем.
И чем дальше, тем сильнее становилась уверенность, что так будет всегда.
К середине рабочего дня Лиля уже выбилась из сил. Как она и предполагала, день выдался непростой. Убирая предпоследний номер, Лиля мечтала о чашке чая в перерыве. Поставив бутылку шампанского в ведерко со льдом, она вздохнула. Сюда должны заселиться молодожены. Кровать, усыпанная лепестками роз, шампанское и клубника – все напоминало Лиле, что у нее такого не было и, наверное, никогда не будет.
Лиля была реалисткой. Она понимала, что горничной, пусть и симпатичной, в сорок лет найти хорошего мужа сложнее, чем пятидесятилетнему безработному средней привлекательности обзавестись женой. И каждый раз, убирая смятые простыни или ставя шампанское на лед, она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, а горло сжимается, словно перетянутое невидимой удавкой.