Меньше всего Биллу требовалась собака, но отделаться от Рыгая ему было не суждено — по крайней мере, в этом рейсе. Никто, кроме него, не желал иметь с собакой никакого дела. Её спасало только одно — у неё хватало инстинкта самосохранения на то, чтобы оставаться на той половине каюты, которая досталась Биллу. Мордобой часами сидел, поглаживая свой топор и не сводя злобного взгляда с жалкого пса. Исключительно овощная диета ничуть не способствовала улучшению его настроения.
— Тли, — сказал Кейн, когда начали раздавать пончики. — И ещё маленькие зелёные гусеницы. Прошу прощения, капитан.
— Не может быть! — взревел капитан. — Опять?
— Это естественный процесс в таком закрытом помещении, как у нас на корабле, — сказал Кейн. — Здесь нет хищников, которые бы их истребляли.
— У меня полный корабль хищников, — возразил Блайт, протягивая руку за вторым пончиком. — Билл, соберите снова бригаду для борьбы с вредителями.
— А что, если попробовать перец? — предложил Билл. — Дома, на ферме, мы уничтожали вредителей смесью мыла с перцем. Это легче, чем собирать их поодиночке. Мы всегда так делали, когда я был молодой...
— Никому не нужны эти ваши дурацкие деревенские воспоминания, — презрительно сказал Блайт. — Легче! Кто сказал, что это должно быть легче? Заключённым никакие послабления не положены. Есть преступление, должно быть и наказание.
— Это экологически безопасно — чистая органика, — продолжал Билл с надеждой: он опасался, что команда просто повесит его за ноги, если он снова попытается заставить их собирать козявок вручную.
— Я не желаю, чтобы мои растения опрыскивали перцем, — заявил капитан. — Это испортит их тонкий и нежный вкус.
Билл решил оставить при себе очевидное возражение: сам капитан окры никогда и в рот не брал, а значит, не мог иметь никакого представления о её вкусе. Она могла бы стать куда более съедобной, если бы как следует сдобрить её перцем. Даже мыло пришлось бы тут только кстати.
Билл оказался прав в своих предчувствиях: команда пришла в ярость, когда он сообщил, что предстоит аврал по защите растений от козявок. На этот раз его спасло только то, что капитан предупредил: те, кто откажется, будут до конца рейса подвергнуты одиночному заключению, кормить их станут соком окры, щедро разведённым водой, а срок наказания будет вдобавок удвоен.
— Нельзя ли хоть свет убавлять, пока мы тут работаем? — спросил Ухуру, обнажённый до пояса и покрытый потом.
— Я говорил с Кейном, — ответил Билл. — Он не против, но капитан сказал, что изменение светового цикла погубит весь эксперимент.
— У меня спина болит, — простонала Киса, нагибаясь над грядкой с скрой, чтобы дотянуться до вредителей, укрывшихся посередине. — И если хотите знать, я на стороне букашек. Пускай бы ели себе эту зелёную мерзость сколько угодно.
— Скажи спасибо, что на окру не напали трипсы, — заметил Билл. — Или белые мушки. Они такие крохотные, что пришлось бы снимать их с листьев пинцетом.
— Ну, тли тоже не с собаку размером, — сказал не то Ларри, не то Моу, не то Кэрли. — Очень трудно снимать её с листа, чтобы его не сломать.
— Не вздумайте повредить растения! — заорал Билл, вспомнив, как один сломанный стебель обошёлся им в пятьдесят кругов бегом вокруг палубы "Б" в полной выкладке.
— Да бросьте вы жаловаться, — сказал Мордобой ухмыляясь. — Мне давить козявок по душе. Почти так же занятно, как проламывать черепа. Жаль только, гусеницы такие маленькие, очень трудно им, гадам, лапки отрывать.
— Нам ведено их давить, а не мучить, — заметила Рэмбетта.
— Кому что нравится, — ответил Мордобой, держа в руке гусеницу и сладострастно глядя, как она корчится. — Интересно, каковы они на вкус.
— Фу! — сказала Киса. — Как можно есть козявок?
— А это чистый белок, — вставил Кэрли, а может быть, Ларри. — Они, должно быть, повкуснее окры.
Впрочем, возможно, это был Моу.
Мордобой, довольно посмеиваясь, принялся сгребать в кучу раздавленных козявок с оторванными ногами. Билл содрогнулся.
— Нет, так мы войну не выиграем, — сказала Рэмбетта; кидая в ведро очередную тлю. — Хотела бы я знать, какое отношение имеет эта охота на козявок к избавлению Вселенной от проклятых чинджеров.
— Точно, — поддержал её Ухуру, поймав гусеницу. — Иногда я подумываю, что, пожалуй, не стоило устраивать этот взрыв. Чтобы мне, боевому ветерану, собирать с листьев козявок! Нам следовало бы драться, а не прохлаждаться в садике.
— Ну, не знаю, — сказал Билл. — Может быть, эти чинджеры не так уж и плохи.
— Ты что, шутишь? — возмутилась Киса. — Это же чудовища. Кровожадные машины для убийства. Они едят детишек на завтрак. Сырыми. Ты уж не струсил ли?
— Я просто подумал — может быть, нам стоило бы попробовать их понять, — сказал Билл. — Знаете, вступить с ними в диалог или что-нибудь в этом роде.
— В бой надо с ними вступить, вот что, и выпотрошить их как следует, — прорычал Мордобой. — Хороший чинджер — это дохлый чинджер.
— А вы хоть одного видели? — после некоторого колебания спросил Билл. — Что, если они не такие противные, как мы думаем?
— А мне не нужно их разглядывать, чтобы знать, какие они мерзавцы, — сказал Ухуру. — Истреблять их на расстоянии меня вполне устраивает. Я всегда говорю: бей первым, пока тебе не попало.
— Я знаю о них всё, что мне нужно, из учебных фильмов, — сказала Киса. — Всю эту мерзость надо перебить.
Билл вздохнул. Ясно было, что пропагандистская машина хорошо поработала, промывая им мозги. Впрочем, они в этом не виноваты: он сам думал так же до того, как встретился с чинджером лицом к лицу. А может быть, и до сих пор думал так же.
Они продолжали работать под палящими лампами до тех пор, пока один за другим не попадали на землю со стонами изнеможения.
— Перекур, — сказал Билл. — Десять минут.
Он и сам был не прочь перекурить. Мешки с удобрением, сложенные штабелем в дальнем углу отсека, отбрасывали заманчивую тень. Билл доковылял до них и со вздохом облегчения плюхнулся на землю, в холодок. Он прикрыл глаза и уже начал погружаться в дремоту, когда на него навалилось чьё-то тяжёлое и горячее тело, и что-то мокрое прижалось к его губам. Отплёвываясь, он вывернулся, поднял глаза и оказался лицом к лицу со склонившейся над ним раздосадованной Рэмбеттой.
— Ты что, целоваться не любишь, а? Может, тебя вообще девочки не интересуют?
— Интересуют, а как же. Только вот так сразу, ни с того ни с сего...
— Нечего выкручиваться! — обиженно сказала она, усаживаясь рядом с ним под звон ножей. — Ты не воспринимаешь меня как женщину, вот что. Я для тебя просто вооружённое существо женского пола, пригодное только для ведения боя. Но я не всегда была такая. О, всё было бы иначе, если бы не летучие мыши.
— Летучие мыши? — озадаченно переспросил Билл, в недоумении хлопая глазами.
— Да. Если ты позволишь мне держаться за твою руку, я тебе все расскажу...
История укротительницы летучих мышей
Рэм-Бетта надела на шею золотисто-пурпурный платиновый обруч и защёлкнула на руках золотые браслеты. О, какой удивительный день! Ей и её подружкам из Девичьей Обители Зэш в деревне Смуш, лежащей на берегу Великого Оргонского моря — это на планете Ишес, — предстоял выпускной бал, после которого они из обыкновенных хихикающих девчонок превратятся в полноправных горделивых ишемиек. О, сказочное перерождение!
— Пошевеливайтесь, глупышки! — приказала Дрекк подозрительно игривым тоном, совсем не вязавшимся с её возрастом и внешностью. — Церемония в Большом Зале вот-вот начнётся.
Торжественной процессией они двинулись в путь, стараясь не хихикать, пока Рэм-Бэм не споткнулась о ноги какого-то хилого самца, не успевшего убраться с дороги. Это было уже свыше их сил, и хихиканье перешло в общий хохот, прекратившийся только после того, как Дрекк возмущённо прикрикнула на них.