— Ты только глянь, в какую кашу я попал из-за тебя! — скулил он. Бигер только улыбался, видимо, нисколько не сочувствуя Биллу.
— А ну, захлопни свою черепушку, когда с тобой разговаривают! — злился Билл и протягивал руку, чтобы прихлопнуть крышку на голове Трудяги. Но это ничего не меняло. Бигер все равно мог только улыбаться. Никогда ему уже не чистить сапоги. Теперь он стоял неподвижно, придавленный к полу собственной тяжестью и магнитными подковками. Заряжающие вешали на него грязное белье и сварочные аппараты. Бигер простоял тут уже целых три вахты, и никто не знал, что с ним делать дальше, пока не явилось отделение военных полицейских с ломами, которые погрузили Бигера на ручную тележку и увезли.
— Прощай! — крикнул ему вслед Билл и помахал рукой. Потом, продолжая начищать свой сапог, добавил: — Ты был хорошим парнем, даром что чинжеровский шпион.
Скотина Браун на это никак не отозвался, сварщики с Биллом не разговаривали, а достопочтенного Тембо Билл сам старательно избегал.
Флагман флота «Фанни Хилл» все еще находилась на орбите — на ней устанавливали двигатель. Делать было почти нечего, так как предсказания Заряжающего 1-го класса Сплина не оправдались и своей специальностью они овладели гораздо быстрее, нежели за отведенный им на это год. Фактически хватило пятнадцати минут. В свободное время Билл шатался по кораблю, забираясь повсюду, куда не запрещала ходить военная полиция, занимавшая посты в переходах. Он уже подумывал, не навестить ли ему капеллана, чтобы вволю наругаться, но побоялся, что плохо рассчитает время и на вахте окажется офицер-кастелян. Встреча с ним Билла не привлекала. Шляясь по кораблю в полном одиночестве, он однажды случайно заглянул в полуоткрытую дверь какой-то каюты и обнаружил лежавший на койке сапог. При виде этого сапога Билл замер. Он не мог пошевелиться, он был не просто испуган, а прямо-таки полумертв от ужаса, ничего не соображал и с большим трудом преодолевал судорожные позывы мочевого пузыря.
Он узнал этот сапог. Он вспомнил бы его и в свой смертный час, как вспомнил бы свой личный номер, который мог назвать с конца, с начала или с середины. Каждая деталь этого сапога въелась в его память: от шнуровки голенищ, которые, как утверждали, были сделаны из человечьей кожи, до измазанных чем-то красным (вернее всего — кровью) рифленых подошв.
Сапог принадлежал Смертвичу Дрэнгу.
Сапог был надет на чью-то ногу, и парализованный ужасом Билл почувствовал, как неведомая сила втягивает его внутрь каюты, заставляет его скользить взглядом от ноги к поясу, от пояса к рубашке, от рубашки к шее, а там и к лицу, которое он постоянно видел в ночных кошмарах начиная с самого первого дня пребывания в армии. Губы лежащего дрогнули.
— Здорово, Билл! Заходи — гостем будешь.
Билл вполз в каюту.
— Хочешь печенья? — спросил Смертвич и улыбнулся.
Пальцы Билла рефлекторно потянулись к коробке, а зубы сомкнулись на первом за несколько недель куске твердой пищи, попавшем в его рот. Из высохших слюнных желез потекла слюна, желудок выжидательно заурчал. Мысли Билла метались по каким-то сумасшедшим орбитам, пытаясь определить выражение лица Смертвича. Уголки губ чуть изгибались над клыками, у глаз залегли морщинки. Тщетно! Понять это выражение было невозможно!
— Слышал, что Трудяга Бигер оказался чинжеровским шпионом, — начал Смертвич, закрывая коробку с печеньем и пряча ее под подушку. — Мне следовало бы раскусить его раньше. Я же думал, что он просто псих… Следовало быть бдительнее…
— Смертвич, — прохрипел Билл, — я знаю, что это невозможно, но вы ведете себя почти как человеческое существо.
Смертвич хмыкнул. Это было почти нормальное хмыканье, мало похожее на звук разгрызаемых костей.
Билл продолжал, заикаясь: — Вы же садист, скотина, зверь, недочеловек, убийца…
— Тысяча благодарностей, Билл! Приятно это услышать от тебя. Я ведь всегда стремился честно выполнять свой долг, и слышать слова одобрения большая радость. Роль убийцы трудна, и мне чертовски приятно, что удалось произвести столь сильное впечатление даже на такого тупицу, как ты.
— Н-н-н-но… разве вы не убий…
— Полегче, ты! — рявкнул Смертвич, и в этом голосе было столько яда и злости, что температура тела Билла тут же упала на шесть градусов. Смертвич снова улыбнулся. — Ладно, не буду тебя винить за такие мысли, сынок, уж больно ты глуп, к тому же происходишь с захудалой планетишки, да и образование твое пострадало от общения с солдатней… Пошевели-ка мозгами, малыш! Обучение воинской премудрости — слишком важное дело, чтобы поручать его любителям. Прочел бы ты кой-какие учебники для военных школ, у тебя бы кровь в жилах свернулась! Понимаешь, в доисторические времена сержанты в учебных командах, или как они там назывались, были настоящими садистами. Этим людям, лишенным всяких специальных знаний, командование позволяло прямо-таки уродовать новобранцев. Новобранцы начинали ненавидеть службу, еще не научившись ее бояться, дисциплина летела ко всем чертям. А людские потери? Люди гибли от несчастных случаев, целые взводы погибали во время маневров. От одной мысли о таких дурацких потерях можно завыть!