— Старый добрый дружище, — возрыдал Билл, молитвенно складывая руки. — За что ты преследуешь меня?!
— Никакой я тебе не друг, проклятый чинжеровский шпион! И к тому же еще никудышный шпион — руки-то у тебя разные! — Падая, Смертвич выхватил пистолет и тщательно при целился Биллу прямо в переносицу. — Застрелен при попытке к бегству.
— Пощади! — умолял Билл.
— Смерть чинжерам! — Смертвич нажал на гашетку.
Глава 4
Пуля не спеша выплыла из облака медленно расходившихся пороховых газов и проплыла фута два в направлении Билла, пока жужжание антигравитационного поля не остановило ее. Послушный автомат, управляющий антигравом, перевел скорость пули в массу, посчитав ее за еще одно тело, попавшее в антиграв, и определил ей точно рассчитанное место в шахте. Падение Смертвича замедлилось, пока он не оказался футах в пятнадцати позади пули, тогда как другой полицейский завис примерно на таком же расстоянии от Смертвича. Разрыв в дистанции между Биллом и его преследователями теперь вдвое превышал первоначальный, чем Билл и не преминул воспользоваться, нырнув в выходной люк на следующем уровне. Открытая дверь лифта приняла его в свои объятия и захлопнулась задолго до того, как изрыгающий проклятья Смертвич смог появиться из шахты антиграва.
Теперь спасение зависело только от умения заметать следы. Билл наугад пересаживался с одних первых попавшихся средств передвижения на другие, стремясь поскорее оказаться на елико возможно более низких уровнях, подобно кроту, зарывающемуся все глубже и глубже в землю. Остановило его лишь полное изнеможение, заставившее Билла рухнуть почти без сознания у подножья стены, задыхаясь, как трисератопус в период течки. Когда Билл снова обрел способность воспринимать окружающий мир, он понял, что забрался на такой низкий уровень, где никогда еще не бывал. Коридоры выглядели мрачными и обветшалыми, было что-то древнее в их конструкции и облицовке из склепанных стальных плит. Телескопические колонны по нескольку сот футов в диаметре — гигантские структуры, удерживающие на себе потрясающую воображение тяжесть верхних этажей этого города-мира, — едва нарушали монотонность облицовки. Большая часть попадавшихся Биллу дверей были закрыты, иные заперты на засов, на многих висели официальные печати. Билл приметил, что свет здесь совсем тусклый. Он устало поднялся и, еле волоча ноги, поплелся искать воду, чтоб утолить жажду.
Автомат с прохладительными напитками оказался вделанным в стену совсем неподалеку. От автоматов, с которыми Биллу приходилось иметь дело раньше, этот отличался толстыми прутьями решетки, защищавшей фасад, и табличкой: «Этот автомат оборудован устройством типа «Поджарим без масла», предохраняющим от взлома. Любая попытка взломать механизм влечет удар током в 100 тысяч вольт». Билл еле наскреб в карманах сумму, достаточную для покупки двойной порции колы с героином, и осторожно отступил на безопасное расстояние от сыпавшего искрами автомата, пока тот наполнял стакан.
Утолив жажду, Билл почувствовал себя куда лучше, но, когда он заглянул в бумажник, хорошее настроение улетучилось без остатка. На все про все у него было восемь кредитов, а что он будет делать, когда и тех не станет? Жалость к себе пробилась сквозь усталость и затуманенные наркотиком чувства, и Билл зарыдал. Он смутно сознавал, что мимо него скользят прохожие, но они никак не задевали его внимания. Вскоре, однако, к нему подошли вплотную трое мужчин и опустили четвертого на пол. Билл взглянул на них и тут же отвернулся — их слова почти не касались его слуха, смысла слов он не улавливал совсем, находясь в состоянии наркотического кайфа.
— Бедняга Гольф! Пожалуй, ему крышка…
— Это уж точно. Более натурального предсмертного хрипа я отродясь не слыхивал. Давай-ка бросим его тут — роботы-уборщики подберут потом.
— А как же наше дело? Нас обязательно должно быть четверо, иначе ничего не получится.
— А может, подойдет тот Лишенный Плана, что валяется у стены?
Сильный удар сапогом перевернул Билла на другой бок и содействовал пробуждению в нем сознания. Он разглядывал окруживших его людей, почти не отличавшихся друг от друга ни тряпьем, ни грязью на руках, ни щетиной, покрывавшей лица. Их отличали лишь рост да дородство, а роднила еще одна деталь: у всех отсутствовали Поэтажные Планы, и они без этих качающихся, как маятники, толстых томов казались вроде бы голыми.