Так Билл получил второй урок по курсу «Как стать хорошим солдатом»: никогда на набивайся на работу сам.
Обучение новобранцев началось. Им представлялось, что все происходящее — какой-то страшный сон. Служба становилась все тяжелей, а усталость — все невыносимей. Временами казалось, что предел уже перейден, ан нет — выяснялось, что может быть куда как хуже. Видно было, что над программой обучения потрудилось целое скопище изощренных садистских умов. Головы новобранцев в целях единообразия брились наголо, а их гениталии красились в желтый цвет антисептиком, предназначенным для борьбы с местными тараканами. Пища, теоретически питательная, была невообразимо противна на вкус. Если по недосмотру одна из закладок мяса оказывалась относительно съедобной, а это туг же обнаруживалось, ее выбрасывали на помойку, повара же снимали с должности. Сон новобранцев прерывался фальшивыми тревогами газовых атак, а в часы отдыха проводились проверки снаряжения и обмундирования.
Седьмой день недели отводился для отдыха, но все новобранцы, подобно Биллу, огребали внеочередные наряды, и воскресенья для них ничем не отличались от будних дней. В воскресенье на третьей неделе лагерной жизни рекруты уныло добивали последний час, дожидаясь момента, когда наконец погаснут огни и им можно будет залезть на свои жесткие, как камень, койки.
Билл протиснулся сквозь слабенькое силовое поле, отрегулированное с таким расчетом, чтобы пропускать мошкару внутрь казармы, но не выпускать ее обратно. После 14-часового наряда ноги подгибались от усталости, а руки от мыльной воды по бледнели, как у мертвеца. Уроненный на пол мундир, задубев от пота, грязи и пыли, стоял торчком. Билл наклонился и достал из тумбочки бритву. В уборной он долго выискивал чистый кусочек зеркала.
Все зеркала были густо исписаны крупными буквами воодушевляющих лозунгов: «ДЕРЖИ ПАСТЬ НА ЗАМКЕ — ЧИНЖЕРЫ НЕ ДРЕМЛЮТ», «ТВОЯ БОЛТОВНЯ — СМЕРТЬ ДЛЯ ДРУГА». Наконец Билл включил бритву в розетку рядом с надписью: «НЕУЖЕЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТВОЯ СЕСТРА СТАЛА ЖЕНОЙ ЧИНЖЕРА?» Он долго рассматривал свое лицо в проем буквы «О» в слове «ЖЕНОЙ». Обведенные черными кругами, налитые кровью глаза его отражения тупо смотрели, как он водит под подбородком жужжащей бритвой. Про шло не меньше минуты, пока смысл плаката проник в его затуманенный усталостью мозг.
— Нет у меня сестры, — сварливо пробурчал он, — а если бы и была, то какого черта ей бы понадобилось выходить замуж за ящерицу?
Вопрос был чисто риторическим, но из последней кабинки во втором ряду пришел неожиданный отклик:
— Не надо понимать так буквально. Задача лозунга возбудить в нас непримиримую ненависть к подлому врагу.
Билл так и подпрыгнул. Он ведь считал, что уборная пуста. Бритва злобно взвизгнула и отхватила маленький кусочек кожи с губы.
— Кто тут? Какого дьявола ты прячешься! — окрысился он и, наконец, разглядел в темноте маленькую скорчившуюся фигурку и несколько пар сапог возле нее. — Ах, это ты, Трудяга?! — Злость улеглась, и Билл снова повернулся к зеркалу.
Трудяга Бигер был столь неотъемлемой принадлежностью уборной, что на его присутствие там никто никогда не обращал внимания. Это был юноша с круглым, как полная луна, лицом, с постоянной улыбкой, с розовыми, как яблочки, щечками. Щеки никогда не теряли свежести, а улыбка столь мало подходила к обстановке лагеря имени Льва Троцкого, что каждому так и хотелось дать Трудяге хорошего пинка, пока не вспоминали, что он — сумасшедший.
Только сущий псих мог столь бескорыстно угождать своим товарищам и добровольно браться за обязанности дежурного по уборной. Мало того, он еще обожал чистить сапоги и приставал с этим ко всем однополчанам до тех пор, пока не стал постоянным чистильщиком сапог для всего взвода. В те часы, когда солдаты находились в бараках, Трудяга Бигер постоянно торчал в уборной, занимая последнее место в длинном ряду стульчаков. Это было его царство, тут он восседал в окружении груды сапог, которые начищал до зеркального лоска, растягивая рот в вечной широкой улыбке. Он торчал тут и после отбоя, работая при свете горевшего в банке от ваксы фитиля, и до побудки, торопясь закончить свой любимый труд. И всегда улыбался. Парнишка был явно психованный, но поскольку он великолепно чистил сапоги, то его сумасшествие никому не мешало. Парни прямо молились, чтобы Бигер не загнулся от истощения сил до окончания периода военной подготовки.
— Может, оно и так, но почему не сказать попросту: «Возненавидь врага своего»? — возразил Билл. Он ткнул пальцем в сторону дальней стены, где висел плакат с текстом: «ПОЗНАЙ ВРАГА СВОЕГО». Плакат изображал чинжера в натуральную величину — семифутовую ящерицу, похожую на четверорукого, покрытого чешуей зеленого кенгуру с головой крокодила. — А потом, чья же сестра захочет выйти замуж за такого страшилу? И что такая зверюга будет делать с этой самой сестрой? Разве что сожрет ее?