«Верно, милашка, – прорычал я, постаравшись как можно точнее воспроизвести шепелявость Хамфри Богарта. – Изгнан на Землю самим Мерлином, после того как продулся в пространственный бридж».
«Мистер Чандлер, – проговорила она, тряхнув своими великолепными грудями, – у меня ужасное несчастье. Я попала в беду», – и вопросительно уставилась мне в лицо. Голубые, как у ребенка, глаза, личико кинозвезды – естественно, мой пульс участился ударов до тысячи в минуту.
«Выручать из беды, мэм, моя профессия, – отозвался я. – С особым удовольствием я спасаю прекрасных, сказочно сложенных блондинок. Итак, что стряслось? Потеряли своего единорога? Или ваш муж сошелся тайком с этой шлюхой Афродитой?»
Я предложил ей стаканчик виски, и она опорожнила его одним глотком, будто у нее во внутренностях полыхало пламя. Затем села, и меня окатило ароматом духов «Лотофаги», как в решающую ночь в теплице Ниро Вульфа.
«Я беспокоюсь за мужа, Локи Агонистеса. Его шантажируют. Он продавал оружие полумагическим революционным режимам „третьего мира“, и кто-то об этом узнал».
Локи Агонистес! Будда на костылях! Едва я услышал это имя, как мои глаза округлились и стали размером с крупный самоцвет. Я испугался, что они вот-вот выскочат из орбит, но какое-то время спустя, слепо пошарив руками по столу и надлежащим образом сдавленно повздыхав, ухитрился вернуть их на место.
«Иисусе, госпожа! Откровенно говоря, моему дряхлому телу осталось жить еще как минимум пару тысяч лет. Я буду морочить людям головы и после того, как моя карма вместе с Локи Агонистесом угодит в Гадес, а рассказ об этой поре моей жизни окажется в египетской „Книге мертвых“, в разделе „Чокнутые ищейки“. – Я поднялся, чтобы выпроводить посетительницу из кабинета. – Почему бы вам не обратиться к моему приятелю? Он живет в Сосолито, в плавучем доме под названием „Трах-растрах“. Зовут его Трэвис Уоттс. Он занимается метафизическими расследованиями. Что касается меня, я предпочитаю чисто мифологические дела».
«Мистер Чандлер, – лучезарная, исполненная надежд улыбка на ее лице сменилась гримасой разочарования, столь глубокого, что она утонула в нем чуть ли не с головой. – Мистер Чандлер, я хочу именно вас!»
Внезапно она обняла меня, и я уткнулся носом в промежуток между роскошными грудями; она буквально излучала феромоны, причем в таком количестве, что возбудился бы и инеистый великан, застигнутый врасплох в разгар зимы. Она принялась распалять мою похоть; я ничуть не сопротивлялся.
Где-то через полчаса, спустившись на миг с вершины блаженства, я согласился взяться за расследование.
Я, признаться, и не подозревал, что стал участником космической карточной игры и только что вытащил из колоды козырь Психопата.
«Расклад такой, – прошептала она, затянулась сигаретой и выдохнула дым мне в ухо. – Здесь не обойтись без Трех Таинственных Сестер…»
– Эй! – раздался вдруг чей-то голос, который словно шел откуда-то издалека и был усилен расхлябанным клаксоном-громкоговорителем.
Билл моргнул и кое-как выбрался из навеянных романом грез. Он пожелал, чтобы строчки, что горели перед его мысленным взором, исчезли, и те повиновались – правда, со второго захода. Билл сообразил, что перестал подниматься и стоит на ровном плато, а поблизости возвышаются храмы с мраморными колоннами. Ближе всего, на каменной агоре – ну, вы знаете, агорой у греков назывался то ли рынок, то ли место собраний, а может, то и другое вместе, – так вот, на агоре виднелся самый настоящий звездолет: высокий, метров под тридцать, серебристый корпус, острый, как игла, нос, стабилизаторы, последние придавали кораблю вид приза за наихудший рассказ для научно-фантастического журнала. На борту звездолета громадными сверкающими буквами, украшенными изящными завитушками, было выведено: «Желание». Чарующее зрелище напоминало виньетку на киноэкране; над акрилово-голубовато-белыми горами вставала ослепительно яркая луна, существа, что сновали между храмами, выглядели сущими мультяшками. Вдобавок их наряды дополняли кружевные манжеты и брыжи. Словом, ничего греческого. И – Зороастр! – звезды на небосклоне походили на стилизованные блестки, вроде тех, какими усеивают рождественские елки.
Потрясенный увиденным, Билл ощутил, будто наяву, как кто-то взял и впрямь ошарашил его.
Картина, что предстала взгляду, смахивала на вдруг оживший рисунок художника из мастерской Келли Вшиза. Эти ребята, что сидели в университете Л.Рона Хабара, рисовали плакаты, призванные облегчать работу армейских призывных комиссий.