В газетах по этому поводу я ничего не вычитал, правда, у меня появилось чувство, что все, чем я занимаюсь, пропахло потом убийц.
Еще одна тысяча ушла судебному чиновнику в суде низшей инстанции — там начал дело Дикси Дейвис; пока я вынимал банкноту из бумажника, этот маленький лысый человечек гонял сигарный окурок из одного угла рта в другой. Насколько я помню, Джон Д. Рокфеллер отдавал только десятицентовики. На углу Бродвея и 49-й улицы в конторе Третьего отделения профсоюза мойщиков окон и уборщиков зданий мне пришлось ждать получателя очередной тысячи долларов на деревянном стуле около барьера, за которым находилась женщина с черной родинкой над верхней губой; она хмурилась, возможно, ее смущало мое присутствие, я ведь видел, что делать ей почти нечего, за ее спиной было очень широкое и высокое, но совершенно грязное окно, сквозь грязь на противоположной крыше видны были ноги рекламного любителя виски Джонни Уокера с моноклем и в цилиндре, его громадные ботинки шагали по воздуху над Бродвеем.
По правде говоря, мне нравилась эта пора, я чувствовал, что наступает мое время, и оно было как-то связано с осенью, с городом на последнем серьезном повороте к зиме, свет стал другим, ярким, холодным, он сковал воздух, отполировал верх двухэтажного автобуса № 6, на котором я совершал путешествие в предчувствии смерти; на углах под бронзовыми фонарями, увенчанными маленькими Меркуриями, собирались толпы людей, свистели полицейские, гудели машины; высокий автобус качался из стороны в сторону; над магазинами и отелями развевались флаги; и все это для меня, в честь моего триумфального продвижения, я наслаждался городом, куда Немцу не было доступа, на какое-то время город стал моим, и я мог делать все, что мне придет на ум.
Интересно, сколько он выдержит, как долго сможет держать себя в руках, не пытаясь испытать их решимость, ведь они знали все его убежища, они знали, где живет его жена, знали его машины, его людей, а теперь, без Хайнса, у него не осталось лапы ни в полиции, ни в суде, он мог сесть на уихокенский паром, он мог приехать по Голландскому туннелю, он мог пересечь мост Джорджа Вашингтона, он много чего мог, но они уже знали, где он находится, а потому знали бы и время отъезда, что для него превращало Нью-Йорк в крепость, обнесенный стеной город с запертыми воротами.
Приблизительно за неделю я раздал половину из десяти тысячедолларовых банкнот. Насколько я мог судить, это были не взятки, а текущие выплаты и небольшие организационные вливания.
Томас Э. Дьюи пил-таки кровь, он обнаружил несколько банковских счетов Немца Шульца на вымышленные имена и заморозил их, он наложил арест на финансовую документацию принадлежащего Немцу пивного завода, его помощники допрашивали полицейских и других людей, имена которых прессе не раскрывали. Но если находились деньги на подобные вещи, то должны были найтись средства и на постепенную перестройку всего дела, кто-то наверняка этим занимался, может, вы думаете, Микки ни на что не годился? Или Ирвинг не мог стать невидимкой? На совещании в гостиной борделя присутствовало человек двадцать — двадцать пять, и не все они убежали в Джерси, организация действовала, двадцать пять — это, конечно, не сто и не двести, но дело делалось — пусть хуже, в более сложных условиях, с меньшей эффективностью, — подлое, убийственное и достаточно прибыльное, чтобы нанять юристов, дело.