— Да, с философией все в порядке, но ты заметил? Эта собака Дьюи охотится только за мной. Кто, по-твоему, натравил федеральных ищеек, которые меня уже за ноги кусают?
— Да пойми ты, у нас с ними общие проблемы. Они понимают, как только доберутся до Шульца, наступит их черед. Прошу тебя, Артур, успокойся. Они бизнесмены. Может, ты и прав, может, надо поступить по-твоему. Он сказал, они подумают, поищут решение, но им требуется время. Ты не хуже их знаешь, что город начинает сходить с ума, даже когда речь идет о вшивом патрульном полицейском. А тут крупный прокурор, о котором каждый день пишут газеты. Народный герой. Ты выиграешь битву, но проиграешь войну.
Мистер Берман продолжал говорить, пытаясь успокоить мистера Шульца. Каждый его новый аргумент Лулу сопровождал кивком с таким выражением лица, будто он сам только что хотел сказать то же самое. Ирвинг сидел, сложив руки и опустив голову, он выполнит любое принятое решение, так было всегда, так будет до его смерти.
— Современный бизнесмен стремится к оптимальному сочетанию силы и гибкости, — сказал мистер Берман. — Он вступает в ассоциацию. Присоединяясь к большой организации, он обретает силу. Методы согласованы, территории, цены, рынки контролируются. Он достигает гибкости. И тем самым доходы от лотереи растут. Никто ни с кем не воюет. И его нынешняя доля больше, чем вся прежняя выручка.
Я видел, что мистер Шульц постепенно расслабляется, он сначала сидел, наклонившись и держась за край стола, будто собирался перевернуть его, но теперь он сел поглубже и положил руку себе на лоб, будто у него болела голова, этот жест придал мне уверенности, и я вмешался:
— Прошу прощения. Человек, о котором вы говорите, ну, тот, который в церковь приезжал… миссис Престон мне о нем кое-что сказала.
Я сейчас расскажу об этом моменте, расскажу, что я думал о своем поступке или, точнее, о том, что я думаю сейчас о том, что я думал о своем поступке, именно в этот миг все решилось, я думаю об их смерти, о том, как они умирали, но больше всего об этом решающем миге, о том, откуда все пошло, не из сердца или головы, но изо рта, словородителя, инструмента хмыканья и стона, крика и визга.
— Она знала его. Не то чтобы знала, но встречала раньше. И не то чтобы она помнила, как встречалась с ним, — говорил я, — и могла наверняка это сказать. Но она пила, — тут я взглянул на Ирвинга, — она сама мне об этом сказала, а когда пьешь, многого ведь не помнишь? Но вот около церкви Святого Варнавы, — говорил я, обращаясь уже к мистеру Шульцу, — она чувствовала, когда вы знакомили их, что он смотрит на нее так, будто узнал ее. Она считает, что раньше они, должно быть, встречались.
В «Мясных лакомствах» стало так тихо, что я слышал, как дышит мистер Шульц, его манеру дышать я знал не хуже его голоса, мыслей, характера, вдыхал он медленно, а выдыхал быстро, в ритме «раз, два», причем между вздохами оставалась пауза, словно он размышлял, стоит ли дышать дальше.
— Где она его видела? — спросил он очень спокойно.
— Она думает, что где-то с Бо.
Он повернулся к мистеру Берману, откинулся на стуле и сунул большие пальцы рук в кармашки жилета.
— Ты слышишь, Отто? Ты ищешь, ищешь, а ребенок приходит и, как всегда, ведет тебя за руку.
В следующий миг он вскочил со стула и врезал мне по голове; мне показалось, что он бил не ладонью, а предплечьем, не знаю, что случилось, но комната закружилась; мне почудилось, что произошел взрыв, комната падала на меня; я видел, как опустился потолок и подпрыгнул пол; я летел назад через стул, падал спиной; шлепнувшись на пол, я стал шарить вокруг, стараясь зацепиться за что-либо, поскольку мне казалось, что пол двигался. Затем я почувствовал ужасную пульсирующую боль в боку, раз за разом, это он бил меня ногой; я попытался уползти прочь, кричал, стулья скрипели, все одновременно заговорили, его оттаскивали; Ирвинг и Лулу буквально оторвали его от меня, я понял это позднее, когда до моего сознания стали доходить их торопливые, сдавленные от напряжения слова, это ребенок, босс, ради бога, оставь его, оставь его в покое.
Затем, повернувшись на спину, я увидел, как он стряхнул их с себя и поднял руки.
— Все нормально, — сказал он. — О'кей. Со мной все в порядке.
Он дернул воротник, поправил жилет и сел на стул. Ирвинг и Лулу взяли меня под руки и рывком поставили на ноги. Мне было скверно. Они подняли мой стул и посадили меня на него, а мистер Берман дал мне бокал вина, я взял его двумя руками и сумел сделать несколько глотков. В ушах звенело, и при каждом вздохе в боку возникала резкая боль. Я выпрямился, тело раньше головы смиряется с тем, что случилось, я знал, что, если сяду прямо и буду дышать неглубоко и через нос, боль немного отпустит.