Когда через несколько минут послышался стук в дверь, Кэйт была готова. Она скользнула через комнату и открыла дверь. Но то был не Майкл. Там стоял Макс с букетиком львиного зева и кермека.
— Эй, — сказал он, — отлично выглядишь!
— Спасибо, — коротко улыбнулась Кэйт, стараясь дать понять, что у нее нет времени на болтовню. Макс неподвижно стоял, держа цветы. У него была приятная улыбка: один из резцов слегка выступал — был как бы выдвинут по отношению к соседним зубам, и Кэйт находила это пикантным. Впрочем, он был безобиден и, без сомнения, привлекателен.
— Это мне? — спросила она.
— Тебе, прошу, — ответил Макс. — Цветочный рынок еще работал, когда я шел мимо. Львиный зев напомнил мне твои волосы. Ты не можешь не согласиться.
Кэйт согласилась. Принимая букет, она заволновалась, что Макс, возможно, еще пытается ухаживать за ней. Ей не хотелось поощрять его, но и не хотелось быть грубой. Стуча каблуками, она направилась через гостиную в крохотную кухню в поисках вазы. Макс пошел следом и остановился в проходе. Кэйт наполнила вазу и не смогла сдержать улыбки, глядя на красные цветки с оранжевыми сердцевинками.
— Так и надела бы их в уши вместо сережек, — пошутила она.
— Ты не нуждаешься в сережках, — ответил Макс. — Ты прекрасно выглядишь. Как огурчик.
Кэйт взяла цветы и поставила их на небольшой обеденный стол. Здесь они замечательно смотрелись, как чудное пестрое пятно.
— Спасибо, Макс, — сказала она и поцеловала его в щеку, оставив легкий отпечаток губной помады.
— Куда собралась? — спросил он.
— Да на ужин к Эллиоту.
Макс, бухгалтер и статистик страховой компании, иной раз любил поговорить с Эллиотом о высшей математике. Она еще не рассказывала ему о Майкле.
— Что ж, это платье — для него? — воскликнул Макс и, к ужасу Кэйт, сел. Она не видела причины чувствовать себя виноватой, но ей не хотелось, чтобы Майкл явился и обнаружил в ее квартире другого мужчину, равно как и не улыбалась перспектива знакомить их друг с другом. Майкл, пожалуй, не был похож на собственника. Напротив, он казался несколько неуверенным. И Кэйт хотела, чтобы он чувствовал себя спокойнее, а для этого ей было нужно, чтобы Макс встал и ушел, хотя она не считала возможным прямо просить его об этом.
Макс, ерзая на полосатом диване, достал из заднего кармана несколько конвертов и свернутых в трубку журналов.
— Вот. Я захватил твою почту.
Кэйт улыбнулась, скрывая вздох. В доме не было отдельных почтовых ящиков для каждого их четырех квартиросъемщиков, посему почту оставляли на радиаторе в вестибюле.
— Ты сегодня так мил со мной, потому что намерен попросить в долг бутылочку «Абсолюта»?
— Нет, я стараюсь не пить, пока это не становится абсолютно необходимо.
Кэйт ответила еще одной вымученной улыбкой. Он был отличным парнем, но порой немного навязчивым.
— Ладно, мне надо идти.
Макс поднялся и двинулся к двери.
— Что же…
Наконец она проводила его и прикрыла за ним дверь, затем взяла почту, которую он принес, и направилась к корзине для бумаг, стоящей возле письменного стола. Она постаралась разгладить смятую газету «Нью-Йоркер», взялась за каталог «Сакса» и, разорвав его надвое, выбросила в корзину, пока не успела чем-нибудь соблазниться; положила счет от «Кон Эд» поближе к чековой книжке. И тут, внизу под кипой, она нашла квадратный конверт со своим адресом, выписанным золотыми каллиграфическими буквами. «О, боже мой, — подумала она, — неужели Бина заранее, еще до помолвки, разослала свадебные приглашения?»
Она перевернула злосчастное письмо и увидела адрес мистера и миссис Тромболи, подписанный на обороте. Руки Кэйт задрожали. Она вскрыла конверт и нечаянно оторвала уголок вложенного в него листка картона. Перед ней лежало приглашение на свадьбу Патрисии (Банни) Мари Тромболи и Арнольда С. Бэкмена. На секунду Кэйт почувствовала головокружение. И как это могло произойти? Что там говорила Бина про бруклинского парня, который разбил Банни сердце? Теперь Кэйт ощутила, как встрепенулось ее собственное. Если Бина обручена, а Банни выходит замуж, тогда только она из всех старых подруг остается одинокой. Когда у них появятся дети, она останется совсем одна. А Бев уже была на большом сроке беременности. Молодые мамаши будут неизбежно пропадать на игровых площадках, дошкольных занятиях, детских праздниках в свободное от беременностей время. Четыре «шавки» будут озабочены выполнением репродуктивных функций, и окончательно исключат Кэйт из этого круга.
Она положила приглашение, чувствуя легкое головокружение. Тут раздался звонок. Уже не оставалось времени, чтобы им с Майклом успеть что-нибудь выпить, да ей, по правде говоря, и не хотелось. Она подбежала к домофону, все еще под впечатлением от полученного приглашения и, поздоровавшись с Майклом, сообщила, что спустится через минуту, вместо того чтобы пригласить его подняться. Засунув упругую карточку в сумочку, она пообещала себе не думать о Банни, но пока она спускалась по ступенькам, стараясь не споткнуться в этих босоножках, мысли о Банни кружили у нее в голове. Кэйт с грустью размышляла о том, как сильно любит детей в своей школе, как привязалась к ним. Она понимала, что так будет продолжаться до тех пор, пока у нее не появится собственный ребенок.