— А что, если они не появятся? Мне придется идти одной. Я еще могу спрятаться сзади во время церемонии, но во время приема, если я покажусь без Джека и без кольца, они все станут выяснять причину, почему он порвал со мной, и…
— Бина, успокойся, — участливо настаивала Кэйт. В последние две недели Бина проводила все дни и ночи у Кэйт или у Макса. Через несколько дней Кэйт запротестовала, но Бина отказалась ехать через мост.
— Я не могу идти домой. Там все напоминает мне о нем, — оправдывалась она.
Кэйт была счастлива предоставить ей убежище, но все же она настояла на том, чтобы Бина позвонила отцу и матери и сама преподнесла им новость. Мистер Горовиц собирался уже лететь в Гонконг, чтобы там «подпортить фасад этому паршивцу», но Бина убедила его остаться в Бруклине, тем самым сохранив фасад Джека нетронутым. Миссис Горовиц, несмотря на очевидность произошедшего, продолжала считать свою дочь обрученной.
— Я не могу так, — сказала Бина. Я вся взмокла от переживаний. Больше никогда не надену это платье.
Кэйт подумала, что это, пожалуй, даже неплохо. Тут подъехал черный «линкольн», и из него нарисовались Эллиот и Брайс.
— Вы опаздываете, — сказала она им вместо приветствия, но было видно, что она была рада видеть их.
— Что же, и вам привет, — улыбнулся Эллиот в ответ с непоколебимой любезностью. — А кто опоздал? — он посмотрел на свои часы. — Вы же говорили, церемония в три часа. Сейчас два пятьдесят семь.
Кэйт вздохнула:
— Прийти точно вовремя в такой ситуации — значит опоздать.
— Они разве не слышали, что можно опоздать с шиком? — поинтересовался Брайс.
— Это Бруклин, — напомнила Кэйт. Но, окинув взглядом ребят с головы до ног, уже не могла сердиться на них.
— Bay, — восхитилась Бина. — Мне нравится ваш прикид.
Кэйт улыбнулась:
— Да уж, вы оба почистили перышки.
— Конечно, — подтвердил Брайс. Мы же геи. — И он взял Бину за руку. — Но не сегодня, — он понизил голос до баритона. — Сегодняшний день я посвящаю вам. И не выпущу вас из своих рук.
Бина даже улыбнулась.
— Так ведь, милая? — спросил ее Брайс. Бина кивнула. — Хм-м, а кто вас причесывал? — И Кэйт в тоне его голоса услышала: «Я бы мог сделать это получше».
— Сэл Энтони. У него здесь неподалеку свое заведение, и…
— Его пора сжечь дотла, — приговорил Брайс. — Посмотрим, сможем ли мы смягчить прическу хотя бы немного.
— Он такой практичный, — тихонько сказала Кэйт Эллиоту.
— Да. Здорово, правда?
Они подошли к церкви Святой Вероники и поднялись по массивной лестнице ко входу. Как только они оказались внутри, Кэйт показала дорогу вниз в дамскую комнату.
— За мной, принцесса, — велел Брайс Бине и повел ее в подвал.
Появиться в последний момент было не так уж плохо, решила Кэйт. Уже не было времени для представлений и приветствий, и в особенности для расспросов. Кэйт с Эллиотом прошли в церковь и заняли места на предпоследней скамье. Вскоре Брайс с Биной присоединились к ним. Они старались не шуметь, но все уже ждали начала церемонии, и при их появлении повернули головы. И тут, к облегчению для Кэйт, орган заиграл «Свадебный марш».
Банни, как меренга из тюля и тафты, шла к алтарю под руку со своим отцом. Из толпы гостей слышались обычные возгласы «о-о!». Кэйт обнаружила, что как ни странно, но она готова заплакать. Она никогда не была слишком близка с Банни, даже не была уверена, что любила ее. Но слезы все же подступили к ее глазам. Она гадала, отчего это: оттого ли, что она огорчена из-за Бины, которой все это казалось просто невыносимым, или ее саму действительно так затронуло происходящее.
Кэйт смахнула слезу и воспользовалась возможностью взглянуть на гостей. Она думала, испытывали ли и они тоже сомнения при выборе партнера. Разумеется, Бина и другие ее подруги почти об этом только и говорили в годы, когда они вместе учились в школе. Мальчики, потом молодые люди, у кого прочные отношения, кто с кем расстался, замужества, медовые месяцы — все это было в центре многих, если не всех разговоров. Несмотря на всю эту болтовню, романтические высказывания, надежды и мечты, Кэйт не заметила, чтобы кто-то вокруг сделал разумный или обоснованный выбор, и ей не встречались семьи или отношения, которым бы она могла позавидовать.
Иногда она не могла понять, чем объяснить свой пессимизм в этом вопросе — обстановкой в ее доме в юности или профессиональным опытом. Правда, она слишком мало помнила о браке родителей и не считала его неудачным. Ее отец по-настоящему стал пить только после смерти матери. Так чего же ей опасаться? Или все боятся, но умеют это скрывать?