Но витала в голове Фоша и другая мысль. Он бы с неменьшей страстью и дальше вслушивался в волшебный голос хранителя истины зла, наполняя, полученный от него разум бесконечностью знаний о Вселенной, Земле, человечестве и, конечно же, о НЕМ — Создателе, кто когда-то сотворил хозяина вместе с его истиной. Так бы слушал и слушал, не дай знать Дьявол, что за означенным им последним словом продолжения не будет.
— Да, да! Не будет! — донеслось до него от далекого, но постоянно присутствующего в нем царственного разума антимира. — Оно тебе не понадобится, если ты добудешь то, что мне нужно. А вообще-то, ты — истинное порождение антимира. Не напрасно Я сделал тебя «выбором всех». Приятно удивлен стремительностью, с которой твой разум покинул скорлупу однозначности мышления. Дуализм мысли и поведения — это критерий гибкости разума в мире, который противостоит однобокости разума поборников добра. У них же никакой иной идеи, кроме как верить в добро, надеяться на то, что оно придет ко всем и навсегда, и любить его вечно, когда оно спеленает их своим умиротворением, разум не допускает. Все прямолинейно, четко, конкретно, без отклонений на восприятие других объяснений и путей к счастью. Им САМ придумал мерило доступа в СВОЙ Дом; они слепо ему и следуют, чудаки. Может быть, в этом и скрывается сила, которую Божьи рабы называют верой и преданностью. Но это сила стада. Его мощь определяется организованностью, основанной на бездумном исполнении команд САМОГО. Творец никогда не нуждался, чтобы те, кого он создал, думали не в пределах поставленных им рамок. Данный им разум должен был только исполнять волю Всевышнего. Сравни: в нашем мире свобода — это выбор вариантов существования с правом их самостоятельной корректировки или полной замены, а в пространстве-времени САМОГО — согласие выданной разуму души с предопределенностью судьбы. Есть разница?! Есть!!! Да еще какая! На ней мы с тобой и сыграем. Инструмент наш — свобода от условности веры в исключительность Творца и спасительность добра. Играть на нем будет твой разум, способный в окружении СОБЫТИЯ мыслить как Я, а выглядеть и делать — как угодно САМОМУ.
Произнеся это, Дьявол подумал: «Пойди мой разум таким путем во время восстания, наша ошибка вернулась бы бумерангом Создателю. Не удалось тогда, Грифон поможет мне сделать это сегодня. Сейчас как раз тот момент, когда следует вернуть долг за нанесенные обиды».
Но Грифон услышал другое. Завершающим аккордом его память ударили слова Дьявола: «Я верну тебя в антимир в тот миг, как только ошибка в первый раз прикоснется к твоему разуму». Зло обязано было это сделать. В противном случае ему пришлось бы навсегда расстаться с мечтой об абсолютной власти во Вселенной.
* * *
Грифон уже сделал первый верный шаг. ОН отсек себя от вопросов к Дьяволу. Все необходимое для выполнения задания, ровно столько, сколько не выходит за пределы меньшего или большего, находилось в его разуме. Теперь вопросы он должен был задавать самому себе. Самому ему придется на них и отвечать. Это его не пугало. Не за ним стоял, а в нем располагался разум хозяина, который, как он был убежден, способен решить задачу любой сложности. Какие, собственно, могут быть сомнения. Донесенные Дьяволом до Фоша знания, исключали их полностью.
Предстояло совершить второй, третий, а за ними и другие шаги. Сколько их понадобится сделать, он не задумывался. Его обуревала готовность пройти весь путь до самой завязи СОБЫТИЯ, с какими бы терниями он ни был сопряжен, и к каким последствиям для его жизни ни привел. Фош знал, если понадобится — помощь придет. Но предоставлена она будет всего лишь один раз и только в случае, когда вызвавшие ее обстоятельства окажутся непреодолимы для частицы вкрапленного в него разума Дьявола.
Зверь-птица не торопился покидать найденное им у места СОБЫТИЯ укрытие. В нем было удобно. Оно напоминало ему естественную среду обитания давно исчезнувших с Земли львов-орлов. Отсюда можно было наблюдать и думать, а при необходимости скрытно напасть на все, что преградит подход к пока еще не ясной цели. Разум Дьявола назвал ее НЕЧТО. Для него оно было только ориентиром будущего познания. В конкретную цель НЕЧТО предстояло превратить Фошу, когда он почувствует ее реальную осязаемость.
— От людей, — отметил Грифон, — укрытие более чем надежное. — Однако таково ли оно, если взять в расчет присутствие на Земле разума, организовавшего СОБЫТИЕ. Не зря хозяин несколько раз упоминал о вероятности прихода к людям САМОГО.
Как только посланец Дьявола позволил себе мысль о Создателе, ее движение застопорилось, а разум потянуло в сторону странно обустроенного места с толпящимися вокруг него бедно и, на его взгляд, несуразно одетыми людьми.
— Что это? — хотел он задать вопрос хозяину, но вовремя осекся. Обратные шаги было делать поздно.
Право на них у него уже было отнято. Реагировать на происходящее с ним и вокруг него надо было самому. Желательно быстро, не подставляя себя под охраняющую НЕЧТО ошибку антимира.
— Осторожность! Вот что должно определять выверенность и своевременность моих очередных действий, — вспомнил Фош одну из систем защиты, которую ему вместе с разумом передал Дьявол. Это свойство разума в антимире ценилось особо. Благодаря ему дьявольская сущность сумела оградить себя от проникновения в ее мир заповедей добра. Соратники, да и сам Дьявол, никогда не расставались с ним, покидая свою территорию. Они знали, что путешествие без него по контролируемому Богом пространству-времени Вселенной — верный путь к заражению вирусом ошибки, расплатой за которую может стать перерождение их разума. «Зло, — не упускал случая напомнить Дьявол соратникам, — должно быть осторожным. Забыв это, не пытайтесь вынести с собой за пределы нашего мира ни один из созданных им пороков. Презревший осторожность опозорит пороки перед первой же крупицей добра. Тогда даже самый низменный из людей сочтет, что рано отдал нам свою душу. Помните! Люди не жалеют о проданной душе при условии, что пороки, сознательно приобретенные в обмен на нее у зла, сразу же доказывают свое безусловное преимущество перед добром, подаренным САМИМ человеку при рождении».
В Божьем доме, наоборот, востребованность разума его жителей в осторожности никогда не превышала норму, которую считали ниже минимальной. О ней вспоминали лишь в случаях, когда количество принимаемого ангелом во имя человека добра могло перегрузить его разум. Как убедился Создатель на примере Люцифера, добро, переполняющее возможности разума, может вызвать его перерождение. Осторожность, конечно же, жила в разуме жителей Божьего дома, но где-то на самых его задворках. Никто из ангелов в ней не нуждался, потому что в царстве добра не было места боязни. Кого опасаться, когда их естество всецело принадлежало Создателю. Вера в НЕГО предполагает только любовь к НЕМУ, ко всему ЕГО окружению и полностью исключает какую-либо боязнь величия и могущества разума БОГА. На том ангелы и стояли. Соседство же со злом на Земле и встречи с ним на просторах Вселенной рассматривались ими как необходимость, обеспечивающая предопределенную Творцом эволюцию Всего и Всякого. В том числе и зла.
К такому вот свойству разума и обращался Грифон. Мысль вновь интенсивно заработала. Но ее движение пошло в направлении, обратном от образа Создателя. Осторожность подсказала Фошу, что ни при каких обстоятельствах здесь, на Земле, в непосредственной близости от События, он не должен упоминать о САМОМ. Особенно в связке с мнением о нем Дьявола. Иначе его разум очень быстро, а потом уже навсегда, останется под влиянием воображаемой им формы разума непознаваемого Творца. А это уже ошибка, за которой последует неминуемая смерть.
Умирать, когда у него появился разум, ничего не сделав в жизни, Грифон не собирался. Он полностью положился на гарантированную Дьяволом надежность защиты антимира — осторожность. Выставленная им на самое острие разума, она заработала, словно фильтр. Через нее наружу просачивались только те действия зверь-птицы, которые вели к цели без оглядки на мысли о возможном присутствии на Земле Создателя.