парня чайвыми, вытянутыми из бумажника. Отодвигает тарелку с, так
называемым, десертом и, сделав пару глотков черного кофе, закуривает сигарету.
Шеридан сильно затягивается, а затем выпускает дым в сторону. Он смотрит туда
же, размышляя. Никогда бы не подумал, что у нас может состояться беседа, подобная дружеской.
Алистер прекращает предаваться раздумьям, когда его телефон на столе
вибрирует. Мы оба смотрим на экран, на нем высвечивается имя Нила Уардаса.
Ирландец поднимает вопросительный взгляд за меня, как будто он даст все
решать мне. Если бы у меня были такие полномочия, я бы не стал связываться с
Нилом – я бы нашел других инвесторов. Возможно, не таких влиятельных, но…
В конце концов, Алистер пропускает звонок отца Майи. Дисплей оповещает
о пропущенном звонке, а позже мы с Шериданом не спускаем друг с друга глаз.
По крайней мере, я ему благодарен за то, что он думает о том, как поступить. За
то, что он не воспринимет мою историю, как что-то ничтожное и недостойное ни
внимания, ни потери потенциального акционера.
7
ГЛАВА
{Майя}
Головная боль только усиливается. Я выпила обезболивающее, но никакого
эффекта нет. Одна мысль не дает мне покоя, пульсирует в сознании, от нее никуда
не деться. Она стала причиной ночного кошмара, в котором я бежала в полной
безызвестности, кто я такая и куда направляюсь. Все было черным черно, я не
могла остановиться… Однако под ногами не было видно земли. Словно я бежала
по воздуху. Мне давно не было так страшно, так жутко. Тот факт, что я тщетно
пыталась вспомнить, кем являюсь, во сне меня терзал больше, чем не
унимающаяся боль.
Дейлу не стоило возвращаться в мою жизнь. Я совсем не ожидала встретить
его прошлым вечером в доме у своих родителей. К счастью, Джаеш не заметил
напряжения между мной и Дейлом. Его настойчивые взгляды невозможно было
игнорировать, но Джаеш, будто ослеп. Если бы не так, то случилось ужасное. Я не
хочу даже думать об этом.
Уже больше пятнадцати минут не отвожу взгляда от двустворчатых
гигантских дверей, расположенных напротив не менее чудовищно огромной
кровати. У меня нет сил, чтобы встать с этого чертового дивана у подножия
постели. Я могу только смотреть на проклятые белые двери, на которых
изготовлены вручную росписи золотой краской. Блуждаю глазами по
красивейшим узорам, как будто в них спрятана какая-то тайна. Как будто это
может мне помочь.
Я смирилась. Я ведь смирилась! Зачем Дейл вернулся? Зачем ему было
нужно вновь расшатывать мой мир, который я едва-едва восстановила. Да, мне
приходится жить в строгости, держаться традиций, моя свекровь ненавидит меня
и вряд ли однажды Джаеш захочет уехать из Нью-Дели куда-то на Запад – но это
мой удел. Я не смогла переубедить отца не выдавать меня замуж. Я не смогла
убедить мать в неверности ее решений, касательно меня. Я оборвала связи с
Дейлом, глубоко-глубоко в душе надеясь, что пока буду учиться в колледже, появится план, с помощью которого я обрету новую себя и больше не буду
обременена назойливой опекой семьи. И все же я не осмелилась ослушаться
родителей, и потом настал момент, когда меня заставили перевестись на
дистанционную форму обучения.
Шикарная золотая клетка, в которой я нахожусь, давит со всех сторон.
Комнаты здесь просторные, потолки высокие – а я задыхаюсь. О чем я думала, когда три года тому назад мысленно обнадеживала нас с Дейлом? Жизнь в Европе
так увлекла меня, мне было так хорошо там, поэтому, когда я увидела в
принципиальной и нравственной Индии человека из другого – полюбившегося
мне – мира, не сумела отказаться от искушения познакомиться с ним ближе.
Клянусь, я и не предполагала, что дело может так далеко зайти! Сейчас же я даже
жалею, что мы не были с Дейлом близки… Плевать на последствия, я часто
мечтала о том, чтобы он был моим первым. Именно он – тот человек, в которого я
влюбилась. Но не незнакомец, выбранный для меня отцом и матерью. Джей-
Джаеш все же остался для меня незнакомцем, которого я так и не смогла
полюбить.
И вот эта мысль о Дейле, что бьется в моей голове, как птица в окне, со
временем наталкивает меня на то, что Джея нельзя любить. Разве любят
моральных и физических тиранов? Разве любят того, кто посмел хотя бы раз