Чтобы в полной мере оценить сегодняшние дискуссии и различные ориентации, касающиеся биоэтики, необходимо оглянуться на исторический путь, проделанный этической мыслью в медицинской науке в период, предшествующий появлению самого термина и его последующих трансформаций. На протяжении веков некоторые этапы этого пути способствовали возникновению определенных критериев и философских категорий и зачастую давали начало и дискуссиям на специфические темы этой науки.
В этом смысле некоторые этапы имеют исключительно большое значение: вспомним, к примеру, врачебную этику Гиппократа, врачебную мораль богословской ориентации, вклад, внесенный современной философией, размышления о правах человека в Европе, в особенности после Второй мировой войны. Наш обзор не может быть таким широким и глубоким, каким он был у ряда авторов [27], но в нем будет уделено особое внимание тем событиям прошлого, осознание которых совершенно необходимо для понимания нынешнего культурного момента. Вклад, внесенный принципами и критериями современных философских направлений, станет объектом рассмотрения в следующей главе, посвященной метаэтике, моделям биоэтики и вопросам обоснования этической мысли.
У истоков медицинской этики как в архаических, так и в более развитых обществах древнего мира мы всегда находим три элемента: требования этического характера, которым должен следовать врач, нравственное значение помощи больному и решения, которые должно принимать государство в отношении своих граждан, исходя из заботы об общественном здравоохранении. Уже Кодекс Хаммурапи 1750 года до н.э., составленный под влиянием предыдущих шумерских предписаний, содержит нормы, которые регламентируют работу врачей и плату за врачебную помощь. [28] Кроме того, при реконструкции западной этической мысли в области медицины нельзя оставить в стороне Гиппократа (460–370 до н.э.) и его Клятву (см. текст в разделе «Документация»).
Изложение ее, сделанное Д. Грасией (Gracia) [29], кажется нам полным и документированным с точки зрения анализа текста, его этико–религиозной структуры и его историко–философского истолкования. Согласно этой интерпретации, Клятва является адекватным выражением культуры своего времени, имеющей доюридическнй характер и исходящей из категории личности, в данном случае личности врача, ставящей себя, в каком–то смысле, выше закона. Закон существовал для тех, кто занимался профессиями, обычными для простых граждан, профессия же врача, как и «профессия» царя или священника, была «сильной профессией», которой соответствовала «сильная мораль» — та самая мораль, которая получила свое религиозное выражение в Клятве.
В структурном отношении Клятва состоит из трех главных разделов, представленных: а) обращением к божеству как характерным для той эпохи вступлением; б) основной частью, состоящей, в свою очередь, из двух частей: первая касается обязанности уважать своего учителя, безвозмездно передавать свои знания сыновьям учителя и обучать только тех, кто подписывает Клятву; вторая часть, посвященная собственно терапии, обязывает врача не совершать определенных действий (таких как, скажем, выдача яда, даже если кто об этом и попросит, произведение аборта, любое сексуальное злоупотребление в отношении больного или его близких) и сохранять врачебную тайну; в) заключением, взывающим к божественному вмешательству как в позитивном смысле (в форме благословения) в отношении тех, кто соблюдает Клятву, так и в смысле карательном (в форме проклятия) в отношении тех, кто ее нарушает. На основе этого исторического анализа можно утверждать, что Клятва — не письменное выражение вневременного кодекса естественной морали, как считалось до XVIII века, а выражение философии и культуры того времени, когда профессия врача была окутана трансцендентным облаком сакрального характера (физиологического и харизматического священства). Результатом, вытекавшим из этой интерпретации, явилось то, что мышление Гиппократа фактически дало философско–богословское обоснование тому, что сегодня мы в негативном смысле называем «врачебным патернализмом»*.
Разумеется, Клятва обосновывает нравственность поведения врача, исходя из принципа, который впоследствии, через несколько веков, был сформулирован как «принцип благодеяния, а не злодеяния», то есть принцип блага пациента. Поскольку врач в своих действиях всегда руководствуется благом больного, ибо в этом заключается его ethos, постольку то, что он предписывает, не должно нуждаться в каких–либо других санкциях, в том числе и со стороны больного.
27
Я имею в виду, прежде всего широкую и документированную реконструкцию, произведенную Грасией в его книге Fundamentos de bioetica.
28
См. D. Von Engelhardt, Storia dell'etica medica, в S. Leone — S. Privitera (a cura di), Dizionario di Bioetica. Bologna, 1994, с 954 — 958.