Возвратившись в Калифорнию, Стейнбек вскоре погрузил в свою машину одеяла, запас продуктов, термосы с кофе и вместе с добрым знакомым Томом Коллинсом совершил поездку по нескольким лагерям для переселенцев и сезонных рабочих. Все увиденное еще более укрепило его в желании написать серьезный роман о тяжелой судьбе этих людей. В начале 1938 года нью-йоркский иллюстрированный журнал «Лайф» обратился к писателю с просьбой написать текст к фотоочерку о жизни сезонных рабочих в Калифорнии. Писатель согласился.
«Должен снова отправиться во внутренние долины, — сообщает он в феврале 1938 года своему литературному агенту Элизабет Отис. — Там умирают голодной смертью пять тысяч семей. Не просто голодают, а умирают от голода. Власти пытаются оказать им помощь продуктами и медицинским обслуживанием, но фашиствующие группы банкиров, крупных фермеров, владельцев компаний коммунальных услуг саботируют все эти попытки… В одной палатке находятся на карантине двадцать человек больных оспой, и среди них две женщины, которые должны родить на этой неделе. Я ввязался в это дело с самого начала, и я должен поехать туда посмотреть, что происходит, и, может быть, мне удастся помочь прошибить головы всем этим убийцам».
Написав материал для «Лайфа», Стейнбек отказывается пи. сать статьи обо всем увиденном для других журналов. «Извините, но я просто не могу делать деньги на этих людях… Их страдания слишком велики, чтобы можно было на них зарабатывать». «Лайфу» же он поручает перевести причитающийся ему гонорар в фонд помощи сезонным рабочим Калифорнии. Но ни снимки фотографа журнала, ни текст Стейнбека так никогда и не появились на страницах «Лайфа».
Все увиденное и пережитое писателем за эти месяцы оказало на него огромное влияние, высветило всю проблему новым светом. Он решительно откладывает в сторону написанные ранее главы и начинает совершенно новую книгу, которая получает название «Гроздья гнева». Слова эти взяты из известного гражданам США «Боевого гимна республики», опубликованного в 1862 году и принадлежащего перу поэтессы Джулии Уорд Хоуэ.
Название книги «мне нравится все больше и больше… — признается писатель в письме 10 сентября 1938 года. — Оно мне нравится потому, что взято из строф боевого марша, и моя книга — тоже своего рода марш. Оно — в русле наших собственных революционных традиций, и по отношению к этой книге оно имеет большой смысл. И еще оно мне нравится потому, что люди знают „Боевой гимн“, даже те, кто не знает „Усыпанный звездами стяг“ (официальный гимн США. — С. И.)… С марта месяца не выхожу из-за стола… Никогда в жизни не работал так упорно и так долго».
Наконец, после многочисленных изменений, после переработки ряда глав и сцен рукопись романа была отправлена издателям. А сам писатель оказался прикованным к постели: он доработался до полного изнеможения. И только через две недели силы начали мало-помалу возвращаться к нему. Паскаль Ковичи, к этому времени перешедший в издательство «Викинг», сообщил, что чтение рукописи Стейнбека привело руководителей издательства в состояние «эмоциональной опустошенности». На рекламу романа выделялась огромная по тем временам сумма — десять тысяч долларов.
Однако издатели просили внести в рукопись некоторые изменения. Это касалось концовки романа и разговорной речи героев. Элизабет Отис пересекла всю страну, чтобы вместе с писателем поработать над требуемыми исправлениями. Менять концовку романа Стейнбек категорически отказался. В текст он согласился внести некоторые исправления, если это не нарушало строя фразы и не меняло смысла. «Но на некоторые изменения я согласиться не мог, — писал Стейнбек Ковичи. — Если тон фразы или скрытый в ней намек требуют определенного слова, я сохранил его, независимо от того, что подумает читатель. Эта книга написана не для слабонервных дамочек. И если они станут ее читать, они явно возьмутся не за свое дело. Я никогда не менял ни одного слова, чтобы потрафить вкусам какой-либо группы и ни в коем случае не намерен отступать от этого правила… Я никогда не хотел стать популярным писателем — вы это прекрасно знаете. И читателя, которых шокирует сценка из нормальной жизни и употребляющееся в жизни слово, ничего для меня не значат…»
Вместе с тем Стейнбек был убежден, что его новый роман не может иметь коммерческого успеха. Он предупреждал издателей, чтобы они не планировали большой начальный тираж. «Книга не станет популярной. И было бы напрасным убытком печатать сразу большой тираж. Надо издать небольшой тираж, а если будут заказы — допечатать еще».