Выбрать главу

Уменьшатся, а потом и совсем уничтожатся войска только тогда, когда общественное мнение будет клеймить позором людей, продающих из-за страха или выгоды свою свободу и становящихся в ряды убийц, называемых войском; а людей – теперь неизвестных и даже осуждаемых, – которые, несмотря на все гонения и страдания, переносимые ими за это, отказываются, отдав свою свободу в руки других людей, стать опять орудиями убийства, будут выставлять, тем, что они есть: передовыми борцами и благодетелями человечества.

Только тогда сначала уменьшатся, а потом совсем уничтожатся войска, и наступит новая эра в жизни человечества».

Несмотря на то, что весь этот год Л. Н-ч был поглощен работой над «Воскресением», он написал целый ряд статей и писем по разным вопросам. Мы приводим главнейшие из них:

Отвечая на вопрос одного из своих корреспондентов, Л. Н-ч написал письмо «О самоубийстве», в котором с необычайной простотой и ясностью излагает этот сложный вопрос. Письмо это не длинно, и мы приводим его здесь целиком, так как всякие сокращения только затемнили бы смысл его:

«Вопрос ваш о том, имеете ли вы и вообще человек право убить себя? – неправильно поставлен. О праве не может быть речи. Если может, то имеет право. Я думаю, что возможность убить себя есть спасительный клапан. При этой возможности человек не имеет права (вот тут уместно выражение: иметь право) говорить, что ему невыносимо жить. Невозможно жить, так убьешь себя, и поэтому некому будет говорить о невыносимости жизни. Человеку дана возможность убить себя, и потому он может (имеет право) убивать себя, и не переставая пользуется этим правом, убивая себя на дуэлях, на войне, на фабриках, развратом, водкой, табаком, опиумом и т. д.

Вопрос может быть только о том, разумно ли и нравственно ли (разумное и нравственное всегда совпадает) убить себя?

Нет, неразумно, так же неразумно, как срезать побеги растения, которое хочешь уничтожить: оно не погибнет, а только станет расти неправильно; жизнь неистребима – она вне времени и пространства, и потому смерть только может изменить ее форму, прекратить ее проявление в этом мире. А прекратив ее в этом мире, я, во-первых, не знаю – будет ли проявление в другом мире более мне приятно, а, во-вторых, лишаю себя возможности изведать и приобрести для своего я все то, что оно могла приобрести в этом мире. Кроме того и главное – это неразумно, потому что, прекращая свою жизнь из-за того, что она мне кажется неприятной, я тем показываю, что имею превратное понятие о назначении своей жизни, предполагая, что назначение ее есть мое удовольствие, тогда как назначение ее есть, с одной стороны, личное совершенствование, с другой – служение тому делу, которое совершается всею жизнью мира. Этим же самоубийство и безнравственно: человеку дана жизнь вся и возможность пользоваться ею до естественной смерти только под условием его служения жизни мира, а он, воспользовавшись жизнью настолько, насколько она была ему приятна, отказывается от служения ею миру, как скоро она ему неприятна: тогда как по всем вероятиям это служение начиналось именно с того времени, когда жизнь показалась неприятной. Всякая работа представляется сначала неприятной.

В Оптиной пустыни в продолжение более 30 лет лежал на полу разбитый параличом монах, владевший только левой рукой. Доктора говорили, что он должен был сильно страдать, но он не только не жаловался на свое положение, но, постоянно крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, выражал свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась в нем. Десятки тысяч посетителей бывали у него и трудно представить себе все то добро, которое распространялось на мир от этого лишенного всякой возможности деятельности человека. Наверное, этот человек сделал больше добра, чем тысячи здоровых людей, воображающих, что они в разных учреждениях служат миру».

В другом большом письме этого времени к студенту Д. Л. Н-ч говорит о преподавании религии ребенку. Преподавать надо истинную религию, – говорит в этом письме Л. Н-ч, – а у нас насильно навязывают ложь.

С того самого времени, 20 лет тому назад, – говорит Л. Н-ч, – как ясно я увидел, как должно и может счастливо жить человечество и как бессмысленно оно, мучая себя, губит поколения за поколениями, я все дальше и дальше отодвигал коренную причину этого безумия и этой погибели: сначала представлялось этой причиной ложное экономическое устройство; теперь же я пришел к убеждению, что основная причина всего – это ложное религиозное учение, преподаваемое воспитанием».