— Я бы не разлюбила, не разлюби меня ты.
— Это невозможно, невозможно.
(Пауза.)
Я: — Я отношусь к тебе с глубокой нежностью, но — поздно.
Л.: — Ну что ж Я все чего-то клянчу, вымаливаю. Прощай.
Пусто.
Что нужно мне — я знаю, но не уверена, что это — нужно.
Во Вьетнаме кончилась война.
2 этаж. (Лёня звонит по телефону. Я одна в гримерной, дверь открыта.)
Я: — Позови, когда закончишь разговор. (Через паузу.)
Л.: — Телефон свободен.
— Подойди, пожалуйста… Я люблю тебя.
— Я тебя в 1000 раз больше.
Обоюдная истерика. Нежность. И признания, признания.
И опять: какое мы имеем на все это право: мы не свободны.
(Голос его подруги.)
Л.: — Слышишь? Зайдет обязательно. (Послушал.) Не она. Завтра принесу стихи.
(Вышел.)
С неба да на землю. Хочу уважать себя и тебя тоже. Отдала бы год жизни, чтобы не видеть тебя, прячущегося за дверью.
(Через перерыв.)
Л.: — Что с тобой, миленький?
Я: — Ничего. Знаешь, — нет, не нужно все.
Противно. Не представляешь, как неприятно мне было наблюдать за тобой. Я отказываюсь от всего.
Хлопнула дверь. Я осталась одна.
Имеет цену только любовь.
«Пусть он любит меня, когда это ему нравится. Когда он любит, он очень нежный, и он падает на колени. И пусть он не слушает меня, когда поют птицы, я буду любить его до конца дней моих».
И опять — сначала. Карты: только двое.
И опять — покой.
Всмотреться в себя, себя познать и ограничиться самой собой.
Сосредоточиться в себе.
Меня отвлекают, предают, похищают меня у меня же самой.
Суетность — удел века. Твой удел в тебе самом и вне тебя, но, заключенная в тесных границах, она все-таки менее суетна.
Любовь к свободе — главное мое качество. Из-за этого питаю смертельную ненависть к тому, чтобы от кого-либо зависеть.
Наконец-то артистам дают квартиры. Я слышу их счастье, оно, наверное, похоже на тогдашнее мое — хлобыстовское, когда мы с Валерием получили квартиру
Тогда было много, жуть, как много солнца, и ручьи, ручьи. Что за счастливая была весна! В свежую квартиру, в ручьевый март пришла Машка. Мы немножко жмурились от солнца и балдели от счастья и свободы.
(И Лёне дали квартиру (однокомнатную), имея в виду и его гражданскую жену)
Вечером после спектакля — домой.
Горе делила со мной Машка. Что со мной делается? Да и Золотухина жаль, хотя у него тоже свои сердечные дела, но все равно — жаль: он потерял Моцарта, а я…
Стрельникова.[16] Пропал голос. Господи! Помоги ей со мной. Денечка — прелесть: пытливый и трудяжка.
Никаких эмоций. Перегорело? Как будто бы все прошло, и ничего не было, как до декабря 71 года.
Скорей бы уйти в лето да в море.
Живу, не утруждая себя заботой о З., живу жизнью, которая не в тягость ни мне, ни окружающим.
Независимость, на которую ежедневно, ежечасно посягают.
Чужой. Вечер у Машки. Редкие вечера, когда мне по-настоящему хорошо. Счастья и уюта этому дому.
А мы еще натянем джинсы в открытую.
Снега много, а звезд не видно.
Проезжала мимо зоопарка, на секунду что-то растопилось.
Репетиция — «Товарищ, верь». Получила мизер текста, должна буду иллюстрировать H. Н.[17]
Утро вечера мудренее. Дай-то бог! Не нравлюсь я себе. Господи! Дай ты мне злости и не-прощенчества.
Противная полоса: раздражает все и вся. Ненавистные рожи… А может, это мне только кажется? И не в людях дело?
Неправда! Я смогу устоять.
Репетиция. Готовлюсь к разговору с Ю. П.[18]
2 спектакля «Час пик».[19] Машка завтра не придет на станок ушла сегодня на день рождения.
Хочу в Болгарию — на август.
Разговор с Ю. П.
— Считаю оскорбительным быть в спектакле иллюстрацией. Прошу освободить меня от репетиций.
— Я не освобождаю вас, Нина, от спектакля…
— Я категорически буду настаивать. Как-то на репетиции вы мне сказали: «Нина, я вам сделаю хороший эпизод. Если мне не удастся вас убедить в том, что это будет эпизод хороший, вы уйдете из спектакля».
16
Стрельникова — профессор медицины, автор уникальной методики восстановления голосовых связок