Сержант и Зиберт стояли около двери и изучали показатели на своих газоанализаторах.
- Не знаю в чём тут дело, но это превышение не критично, - ответил немец. - Лишний кислород может отразиться на моторике, но не на общем поведении подопытных.
- Откуда такая уверенность? - вопросом отпарировал Паха. - Мне не хочется совать голову под гильотину и при этом не иметь шанса отбиться.
Подтянулись остальные. Слышали они этих двоих или нет, сказать было трудно, но Макс заметил, что Зотов и Галич переглянулись. Впрочем, гнать волну без повода парни пока не собирались. Да и инициативность их предводителя, как не крути, а всё же располагала к какой-то дисциплине.
- Пошли, пошли! - Зиберт легонько хлопнул приятеля по плечу. - Гарантирую, нам ничего не угрожает.
- Ну смотри! - отозвался Сержант. - Ты меня знаешь. Я ведь потом с процентами возьму за каждую занозу в заднице.
Больше тормозить он не стал. Повесил на пояс газоанализатор и осторожно приоткрыл дверь. Убедившись, что за ней всё тихо вошёл внутрь и тут же выключил фонарь. Там призрачно и ритмично пульсировал уже привычный зелёный свет.
3
Просторный метра четыре в ширину коридор с кафельным полом. Однообразно светлая обшивка стен и застеклённые боксы-камеры по обе стороны. Обстановка напомнила Максу больницу только весьма странную и отталкивающую заложенным в её устройство смыслом.
Это был изолятор, где по-видимому подопытных и держали. Каждого в своей камере нумерованной и помеченной штрих-кодом определённого цвета. Лампы под потолком горели через одну. Но каждая пульсировала по какой-то индивидуальной схеме в соответствии с заложенной в осветительный прибор программой. Коридор тянулся метров на двадцать, а дальше, судя по указателям в виде стрелок, он разветвлялся на два дополнительных крыла. Раздвижные двери в некоторых боксах были открыты, в других выломаны и покорёжены. В каких-то боксах царил настоящий разгром, который красноречиво свидетельствовал о не контролируемом буйстве бывших обитателей: мягкая обивка стен разодрана в клочья, а смотровые окна, несмотря на прочное стекло, разбиты. Кое-где на стенах виднелись грязные потёки и следы, которые слишком уж напоминали отпечатки грязных рук.
- "Третий блок", - прошептал за спиной Зотов. - «Ворчунов» здесь меньше всего.
Воробьёв повернулся к приятелю и посмотрел ему в глаза. Тот в ответ подмигнул, но во взгляде парня красноречиво читалось эмоциональное напряжение.
- Встань по правую руку, - попросил вдруг Зотов. - А то у меня от этих мигалок в глазах рябит. Закроешь.
Рассчитывая каждый шаг группа двинулась вперёд. В боксы-клетушки никто не заглядывал, по-видимому то что было объектом поиска давно перекочевало на волю. И всё же Макса не оставляло ощущение, что в этих застеклённых пеналах всё ещё могли скрываться сюрпризы.
- Зиберт! Проверь-ка ещё раз концентрацию кислорода в воздухе, - бросил Паха. - Что-то не нравится мне эта подозрительная тишина.
И вдруг в стекло бокса по правую руку что-то с грохотом врезалось. От неожиданности Макс шарахнулся в сторону и чуть не сшиб Сеню Галича. От ужаса, который он испытал в это мгновение перехватило дыхание.
Зотов приглушённо хохотнул. Сеня выругался и скривился в презрительной улыбке.
Когда Макс увидел как в грязное стекло уткнулось оскалившееся серое рыло, волосы на загривке встали дыбом. Определённо когда-то это существо было человеком, но теперь от человеческой природы осталось лишь внешнее сходство да и то гротескное и искажённое необратимыми изменениями. Череп туго обтянутый блестящей кожей, в глазах отвратная белесая муть, на голове остатки волос, торчавшие безобразными пучками, все эти признаки вызывали только ужас смешанный с непреодолимой брезгливостью.
- Знакомься! Это безумный Ганс, - невозмутимо прокомментировал Зотов. - Эк он тебя напугал. Наверное чуть не обделался. А..?
- Ты специально это сделал? - едва сдерживаясь чтобы не вмазать, прошипел Макс. - Поставил справа, чтобы это чучело навело шороху?..
- Ну-ну! Не пыхти! Я же не знал что ты такой нервный! - Зотов примирительно потрепал журналиста за плечо. - Вон и Кох тоже охренел от неожиданности, но не его же, ей богу, Гансом стремать? Просто прими это как посвящение в братство.
Воробьёв поёжился и снова уставился на тварь за стеклом. Рот у «ворчуна» не закрывался, и Макс отлично видел тёмные отливающие свинцом зубы. На существе была парусиновая смирительная рубаха, не позволявшая ему использовать руки. Местами ткань порвалась и протёрлась, кое-где истлела настолько, что сквозь грязную рвань виднелась синюшная покрытая язвами кожа торса.