— После полдника отпустим всех. Живо иди на завтрак.
Девочка подчинилась как луноход ЦУПу: неуверенно поменяла направление и побуксовав пару секунд двинулась вперед. Недовольная вожатая отконвоировала Амира к школьному психологу.
— Вот, Лариса Геннадьевна, Гатауллин избил Евстафьеву. — Сказала Дина, брезгливо оглядывая помещение. При входе в кабинет психолога, бывшей пионервожатой еще стоял пропылившийся длинный ящик с пустыми пазами для красных флагов и горнов.
Психолог, мирно завершавшая макияж, сразу приняла стойку, как охотничья собака. Черные бусинки зрачков, всплывшие в бурой тине глаз, сфокусировались на переносице правонарушителя. Лариса Геннадьевна с радостью взялась за дело.
— Амир, дорогой, ты же будущий мужчина. Защитник! Разве можно девочек бить?
— Я не бил. Она сама наехала. Ненавидит меня, просто. Всегда обзывает, а потом жаловаться бежит. Она, вообще, сама упала, а я у вас всегда виноват. — Глядя прямо в черные бусинки, убежденно заговорил мальчик.
— Ну ты же джентельмен! Будущий муж и отец. Нельзя с кулаками на девочек. — Обрадовалась психолог, что ребенок вступил в диалог: сделала сочувственную мину.
— Сил нет терпеть.
— Ну ты уж держись. Как она тебя обзывает? — Важно начала записывать в блокнот психолог.
— Ну тупым, татарином и двоечником.
— А ты переживаешь из-за всего этого?
— Конечно, переживаю. — Неожиданно для самого себя, Амир начал плакать.
— Сейчас мы с тобой поработаем над этой травмой. Давай придумаем с тобой сказку. Какой герой тебе нравится?
— Колобок!
— О, отлично! Нарисуй Колобка. — Психолог достала из ящика стола цветные карандаши и листок бумаги.
Амир добросовестно начал рисовать круг простым карандашом, ровным он не получился, и мальчик попытался выровнять его, жирно обведя несколько раз, но и это не спасло ситуацию. В итоге он изобразил черный запутанный клубок, не остановился и чиркал по нему, пока не сломался карандаш.
— Очень хорошо. — Похвалила психолог и что-то записала в свой блокнот. — А теперь расскажи, как Колобок победит всех обидчиков. Сказку помнишь?
— Зайца зажарит и съест. И будет пирожок с мясом. А из остальных шубу сошьет.
— Нет, я имела ввиду: как ему не дать себя в обиду? — Ласково выспрашивала психолог.
— Ну я и говорю. Как еще-то? — Недоуменно смотрел ребенок.
— Наверное нужно поговорить? — Немного подтолкнула его к предпочтительному выводу Лариса Геннадьевна.
— Так он говорил. Вот его и сожрали. — Впервые в жизни Амир заинтересованно ждал: что ответит взрослый.
— Вот, дурашка! Не дерись больше. — Ласково потрепала его по голове белой нежной рукой со свежим лаком бывшая пионервожатая и нежно вытолкала за дверь.
***
— О, Лиза уже прихорашивается! Серьги носит! — С елейной улыбкой классный руководитель прицеливалась к очередной жертве. Многолетние обиды, нанесенные злыми детьми и их, вечно недовольными родителями, превратили педагога в настоящий вулкан, в котором кипящая магма постоянно просится наружу.
— Серьги мама подарила. За победу на конкурсе. — Отчаянно пытаясь сохранять достоинство, ответила девочка.
— Ну, пацаны держитесь! Елизавета скоро краситься начнет. — Продолжала избиение младенцев классный руководитель.
— Все носят. Мне почему нельзя? — Девочка прекрасно понимала, какая лютая ненависть кроется за лучезарной улыбкой.
Дети начали проявлять интерес к истязанию одноклассницы. Множество бойких мышиных глаз из разных точек сошлись на ее лице ожидая потока слез. Лиза судорожно сглотнула и решилась на обманный маневр.
— А что на завтра приготовить? Я домашку не записала.
— Тебе домашка не нужна. Щеголихам незачем учиться. Они же сначала у родителей на шее сидят. Потом у мужиков. — Просветила детей учительница.
Дети ждали не зря. Тридцать пар мышиных глаз кровожадно блеснуло от нового восхитительного прозвища для странноватой одноклассницы.
— Щеглиха! — В упоении повторил Амир, но прозвенел звонок, после которого, нужно было во весь опор, изо всех сил, радостно топая ногами, нестись по первому этажу школы из одного конца коридора в другой к столовой.
— Обед! — Радостно взвизгннул он, дернул пробегая Лизу за серьгу на правом ухе с единственным наивным цветочком и быстро исчез в дверях.
Из разорванного уха немедленно полилась кровь, забрызгав отложной воротничок, взявший в плотное окружение тощую гусиную шею. Классный руководитель тяжко вздохнула, тоскуя всем сердцем по недоступному теперь теплому запаху оладьев.