— Фамилия, имя, отчество…дата рождения… прописка… — Устало вопрошал дознаватель и писал красивым почерком в протоколе.
Светлана тупо рассматривала кожу на его сосредоточенном лице и никак не могла сообразить, как же ей защищаться, или, что еще лучше, напасть первой.
Профессиональная обходительность полицейского и страх, что он действует по инструкции только если ему не перечить, не позволяли ей свободно скандалить. Устроить крик не представлялось возможным, а понять, о чем он говорит было очень сложно. Впервые Светлана испытала гнев на Амира, раз он послужил причиной этой неприятной беседы.
— Вы ведь не возражаете, если инспектор по делам несовершеннолетних навестит вас на дому?
Светлана торопливо закивала, чтобы у стража порядка не возникло даже мысли, что она пытается оказать сопротивление следствию. Выпустить пар не удалось, и она понесла клокотавшую в сердце злобу домой.
Марату не повезло, он радостно выбежал встречать мать в ожидании угощения и начал прыгать возле нее, не заметив побагровевшие от ярости лицо и уши. Увесистая пощечина повалила его на пол и выжала все соки из пухлого детского лица: слюна, сопли и слезы полились градом одновременно на оранжевую футболку в бесконечных катышках.
Амир предусмотрительно не высунул носа на рев брата и ругань матери.
— Гаденыш! Ты понимаешь, что к нам опека придет? Нас оштрафуют! — Мать понеслась на крыльях гнева в крохотную комнату сыновей,
но Амир предусмотрительно закрылся, и даже подпер дверь стулом, как он видел в фильмах.
— Нарожала на свою голову тварей! — Светлана неуклюже пнула дверь и отправилась на кухню, пить пиво и курить в окно, сильно ругая при этом всех и вся.
Когда веки налились тяжестью, она поняла, что детей давно не слышно и в их комнате темно. Она подошла к двери и заглянула. Марат спал скрючившись, как личинка, засунув большой палец в рот. Амир лежал «стоя навытяжку»: строго по середине кровати, руки симметрично поверх одеяла.
Когда мать наконец-то огласила квартиру негромким, но стабильным храпом, Амир тихонько прокрался на кухню и взял узкий длинный нож, которым резали мясо и рыбу. Он потрогал пальцем лезвие и острие, и остался доволен осмотром. На цыпочках, зная, что храпящие спят неглубоко и чутко, ибо явно уснувшая мать нередко ловила его ночами на пожирании сладостей по ночам, мальчик бесшумно прошел по узкому коридору и тихонько приоткрыл дверь. Мать спала на неразложимость диване на спине.
Амир напряженно прислушался, не проснулся ли Марат, чтобы все испортить. Казалось, уши повернулись к затылку, как у животного. Никаких звуков, кроме невнятным эхом гудевшего соседского телевизора и шороха, воды, протекающей по канализационному стояку не доносилось. Мальчик почувствовал радостное волнение: его обида на мать требовала немедленного действия.
Первый удар был самый важный. Ошибку исправить уже не получилось бы. Амир подошел и встал так, чтобы не загораживать своей тенью свет от луны за окном, что бы не разбудить этим мать. Он как следует прицелился и наваливаюсь всем своим весом, воткнул острие ножа в шею матери. Она сильно дернулась всем телом и стала беспомощно загребать руками, пытаясь вытянуть источник оглушительной боли из своего тела. Кровь лила так, что Амиру пришлось отойти и наблюдать за агонией за пару шагов. Радуясь удачному удару, он отметил, что мать очень напоминает своими судорожными движениями, насекомых, которых он прокладывал иголкой. Только насекомые бились намного- намного дольше.
Когда мать затихла, Амир покачал нож, еле вытащил его, упираясь коленом в холодное и расслабленное как холодец тело. Немного подумав, он отправился в комнату со спящим братом.
***
— Серый, шанежку не будешь? — Амир испытующе посмотрел на коротко стриженного мальчика с такой тонкой кожей, что сосуды виднелись под кожей то там, то сям.
Мальчик испугался и, глядя в стол, послушно передал тарелку с румяной творожной ватрушкой.
— Ты чего его обжираешь? Он уж светится! — Прекратила грабеж воспитатель, постучав вилкой по краю тарелки.
— Он все-время не доедает свою порцию. — Возразил Амир.
— Мой руки и переодевайся. Тебя смотреть пришли. — Отрезала воспитатель.
Амир отправился по узкому обшарпанному коридору еще Сталинской постройки здания к кабинету директора. Переодеваться ему было очень лень, и он решил выйти в обляпанной футболке и шортах. Носков не было. Их заказали очень мало на год, и они все пришли в негодность. Тканевые баретки были одеты прямо на босые ноги.