Через минут десять после остановки моторов у Эйрбаса, заглохли и наши моторы.
– Так, шоу начинается. – сказал про себя Сельчук.
– Принято. Подключаю аккумуляторы. Думаю, их хватит на двадцать минут. – продиктовал я свои действия.
– Молодец. Отключи всё лишнее, оставим только…
– Уже делается. – с этими словами я отключал интерком, освещение и оборудование салона, пришлось пожертвовать всеми опознавательными огнями и даже частью наших дисплеев.
Нам нужно было электричество для снятия замков с шасси, чтобы они просто вывалились, гидравлики управления, джойстиков, ну и пары основных приборов.
– Так, настраиваю рацию на частоту Кирова. Надеюсь, пробьёт.
– Киров-центр, Мэйдей, Мэйдей, Мэйдей! Аэрофлот два четыре один семь, отказ обоих двигателей. Запрашиваю аварийную посадку, приём.
– Аэрофлот два четыре один семь, вас понял. Ваше расстояние сто сорок восемь километров. Разрешаю посадку на любую полосу по вашему усмотрению. Для информации: триста тридцатый аэробус тоже идёт к нам без двигателей.
– Спасибо.
Остаться без топлива – один из страшнейших снов любого пилота. И для нас с Сельчуком он стал реальностью. Возможно, что этот сон стал явью и для большинства других пилотов по всему миру. Чёрт, я даже не знаю, что творится. Спасибо хоть, что у нас есть экземпляр английской газеты, но там ничего толкового не написано: очередные санкции, санкции, а хотя нет, была заметка про нарушение прав человека в тюрьме под Киевом. Что называется, всё никак не угомонятся…
– Так, Фриц, готовимся к посадке без двигателей. Вызови Олю, пусть готовит салон.
– Понял вас, Харитон Владимирович.
Я быстро встал из-за своего кресла и вышел в салон. На передней кухне сидел Гоша. Он вёл себя как-то странно, даже сказать, необычно.
– Георгий, у вас всё в порядке?
Он ничего не ответил, а только что-то прорычал.
– Гоша, подъём! – крикнул я на него, полагая, что дело в проблеме с системой подачи воздуха.
Гоша от резкого звука повернул голову, и я увидел его глаза. Они были белыми, словно на них нанесли какую-то плёнку. Подсветив фонариком с телефона, я заметил, что его кожа стала серой, а местами – тёмно-фиолетовой.
Гоша, не знаю, может попытался на меня кинуться, но видимо, его кто-то прицепил к ручке открывания дверей.
Именно в этот момент до меня дошло, что я имею дело с тем самым бешенством, из-за которого мы не смогли сесть в Москве. Честно, не понимаю, как я не наложил в штаны, но я быстро вернулся в кабину и запер её на все возможные замки.
– Сказал?
– Н-н-н-н…
– Так, ты так говоришь, словно зомби увидел.
– Похоже, что да… Гоша…
– Мда, дела… – ладно, у нас хотя бы есть работа.
– Хорошо.
В смешанных чувствах я сажусь на своё место и одеваю дыхательную маску. У нас она рассчитана на два часа работы, а не на 15 минут, как у пассажиров. Так что сам я могу не переживать… ну почти.
***
– Так, приготовились! – сказал Сельчук, и через несколько секунд наш самолёт коснулся полосы.
Сразу самолёт стал замедляться, и где-то через несколько секунд мы увидели, что полоса короче, чем обычно – на полосе стоял другой самолёт, видимо широкофюзеляжный. Мне смутно показалось, что это наши "друзья" с Мальдив.
К счастью, мы остановились в 50 метрах от этого "летучего голландца".
– Киров, это Аэрофлот один семь, мы сели и у нас два вопроса: первый – что за хрень на полосе, и второй, как нам смыться с самолёта, где полно бешеных.
– Ждите, щас будет команда зачистки. И да, эта хрень, как вы выразились, тоже села на планировании, "Нордвинд" четыре три семь восемь. Им удалось…
– Спасибо.
Ещё пятнадцать минут мы ждали подхода группы зачистки, пока о дверь кабины не раздался глухой стук.
– Я гляну. – сказал я
– Не открывай дверь, дубина!
Я посмотрел в глазок и увидел Олю. Она выглядела как обычно, лицо было бледным, но это скорее от новых светильников. Она показывала, что я должен позвонить ей.
– Харитон Владимирович, бортовой телефон работает?
– Да, работает, а что?
– Сейчас узнаем.
Я осторожно нажал на кнопку вызова бортпроводника, и через несколько секунд раздался щелчок – трубку сняли.
– Оль, что у вас там?
– Гоша умер, похоже, что инфаркт, остальные в порядке, только от разгерметизации они ведут себя как дураки. Ничего, думаю, через полчаса оклемаются.
– Тогда какого лешего он пристёгнут?
– Чего? Мы его накрыли пледом. Похоже, что он слез и повис на руке. В салоне всё в порядке, если не считать Гошу.
– Так, мы вызвали группу зачистки, в общем, готовьтесь.
Через десять минут к нам подъехала целая делегация в виде двух микроавтобусов со спецназом в костюмах химзащиты… выглядело, как дешёвый цирк.