На следующий день я подошёл к Дж. Кришнамурти и рассказал ему о своём грандиозном переживании смерти. Он только сказал: «Почему вы всё это мне сейчас рассказываете?»
— Я просто рассказываю, так как это всё так волнующе.
— Что тут волнующего? — спрашивал он вновь и вновь. — Почему вы хотите рассказать мне об этом?
— Не знаю, просто…
— Что можно понять о смерти? Можно ли её по-настоящему постичь? И тот факт, что вы хотите об этом говорить, показывает, что вы на самом деле её не постигли. В любом случае, как вы можете что-либо осознавать, когда такое происходит? У вас нет способа знать это; если это и правда есть в вашей жизни, у вас нет способа это знать. Почему вы спрашиваете у меня? Вы спрашиваете, чтобы я это подтвердил, но моё подтверждение или заявление, что это истинно или неистинно, не имеет для вас никакого смысла. Вы наверняка воспользуетесь этим и скажете: «Дж. Кришнамурти это подтвердил, это мой опыт». Однако в этом нет никакой ценности!
Позже я поделился этим экстатическим переживанием со всеми, очень возбуждённо. Я был в эйфории, мне было так радостно. Это длилось несколько дней и затем ушло как любое другое возбуждение, как любое другое необычное переживание. А затем я вновь пошёл к Дж. Кришнамурти и спросил, нужно ли мне посещать его беседы (смеётся). Он сказал, что да, мне абсолютно необходимо это делать. Я не знаю, почему он это сказал и что он имел в виду.
В любом случае это было давно. Но, видите ли, что-то тогда произошло. Я бы назвал это переживанием ума, находящимся в сфере переживаний, но это вызвало во мне какие-то изменения — внешние изменения. Я бы назвал это полным, абсолютным равнодушием. Равнодушием к моим финансовым и семейным делам, образованию моих детей. А затем у меня пропал интерес и к моей теософской работе. Не то чтобы я захотел подать президенту Теософского общества своё заявление об увольнении — просто больше не было никаких амбиций.
Также изменился весь образ мышления; всё, на что я смотрел и что читал, я видел как бы через какие-то новые очки. Как будто ты сменил стекло в своём автомобиле. Как это ни назвать — переживание смерти, или безмолвный ум, или как-то ещё, это дало мне своего рода инсайт во всю проблему мышления. Я думал, что смогу по-новому объяснить философские концепции и по-новому их осветить. Я даже написал книгу о «Йога-сутре» Патанджали в свете учения Дж. Кришнамурти.
Хислоп: «Йога-сутра» Патанджали в свете учения Дж. Кришнамурти?
Юджи: Да, это была мгновенная реакция, сразу после этого переживания. Каждую сутру я теперь видел совершенно иначе, и я думал, что именно так её нужно интерпретировать; поэтому я написал это так, как считал нужным, с собственным комментарием. Это дало мне некое постижение жизни. И вся моя жизнь стала меняться, но не каким-то определённым образом. Я продолжал жить со своей семьёй, но не было никаких отношений. Я читал жене лекции на тему того, что то время, когда мы жили как муж и жена, прошло; что теперь ей придётся жить своей жизнью и заботиться о детях.
Я не дал этому [переживанию] время, чтобы оно «устаканилось» и чтобы можно было проследить, какое воздействие оно на меня окажет. Я продолжал заниматься своими делами, путешествовал и всё такое, и я думал, что это [околосмертное переживание] сойдёт на нет, но так не произошло. Что-то продолжало работать; это было как огонь, горящий внутри, это не давало мне ни минуты покоя, не то чтобы я не мог спать. Это было странное невротическое состояние — это не было обладанием понимания того, о чём говорил Дж. Кришнамурти, о чём говорили философы; однако я также начал думать, что Дж. K. чудесными словами описывал обычные переживания, и я сказал себе: это весь опыт или там было что-то ещё? — ведь он использовал мистические выражения, полные абстракций. Всё это — противоречия, раздражение, стремящиеся к самовыражению амбиции — продолжалось в подсознании. В тот период я однажды поколотил жену за то, что она что-то не одобрила. Как мог такой человек, практиковавший любовь, добродетельный — как он мог такое сделать, спрашивал я себя. Я смеялся над собой, но это было не смешно. Эти противоречия заставляли меня думать, что всё это было не истинно, что, находясь в сфере переживания, это переживание ничего не значило. И я сказал себе: это было экстраординарное переживание безмолвного ума, оно оказало на меня подрывающий эффект, я пытался смотреть на всё иначе, вот и всё.