Хислоп: Мы часто усложняем свою жизнь. Можно ли что-нибудь сделать, чтобы этого больше не было?
Юджи: Ум по своей природе таков, что просто не может иначе, он должен всё усложнять.
Хислоп: Но в том состоянии, которое вы описали, нет проблем или осложнений. Ум там не создаёт никаких проблем!
Юджи: Как привести такое состояние бытия в действие? Что мы можем с этим поделать? Все мы размышляем над этим и представляем себе это состояние как нечто «большее». У меня есть покой, но если у меня будет то, что есть вон у того парня, то у меня будет ещё больше покоя. Вам не удаётся справляться с ситуациями без тревоги, так как ум всегда помышляет о «всё большем и большем». Но если вы не мыслите таким образом, тогда нет никакого беспокойства, никакого духа соперничества, чтобы чего-то достичь. Тогда есть только функция. Когда все эти вещи отсутствуют, вы становитесь функционирующим индивидом.
Хислоп: Нет никакого беспокойства даже относительно внешних, физических обстоятельств — о возможности нищеты, голода и войны?
Юджи: Где они? В данный момент их нет. Нет никакого беспокойства о будущем — даже, кстати, о следующем моменте. Что будет в следующий момент, физическое тело, мозг не знают. Ум знает не ум сегодня, а ум вчера, и он проецирует его в будущее. Но когда я смотрю на неё, у меня возникает лишь один вопрос: «Почему она хромает?» Зачем мне связывать это с собственной будущей травмой? Я не знаю, что это; есть только изумление, так что как я могу думать о будущем? Ума там нет, а значит, нет и беспокойства о собственном будущем, о том, что произойдёт со мной в старости. Это невозможно. Так что для меня весь мир существует только в том, на что я смотрю в данный момент. В данном случае ум не начинает действовать так, как он действует у вас.
Хислоп: Ум не приходит сам по себе?
Юджи: Нет. Если я лежу на диване, то не думаю ни о прошлом, ни о будущем. Я просто слушаю биение своего сердца. Когда я проснусь, я встану. Если Валентины нет, то я знаю, где пекарня, и схожу за хлебом, или посмотрю, что есть на кухне съедобного, и что-нибудь приготовлю, или если там будет гамбургер, а я голоден, то съем его. Я всю жизнь был вегетарианцем, и если вы дадите мне гамбургер и скажете, что это такое, то я соотнесу с ним только это слово и съем его, так как я не буду знать вкус гамбургера, пока не ощущу его у себя на языке. Откуда все эти идеи о том, что я вегетарианец? Их здесь нет, так как нет никакой психологической памяти. Нет того, что делает жизнь от мгновения к мгновению невозможной. Это не мистическое состояние. Физическое тело и то, как оно функционирует, делает для меня невозможным жить иначе. Это единственный способ, как это человеческое тело — без ума, без идей и образов — может жить и будет жить.
Хислоп: Но ведь раньше ум производил идеи и образы!
Юджи: Психологический ум производил идеи и образы раньше, но не сейчас. Сейчас там присутствует только фактическая память, слова.
Хислоп: Что произошло с той частью ума?
Юджи: Она вдруг исчезла. Так что больше нет ни идей, ни образов, ни сравнений, только слова.
Хислоп: А куда ушёл тот психологический ум, который был раньше?
Юджи: Он исчез вместе с появлением тех изменений, которые я описывал. Однажды утром я проснулся и никакого «вчера» не существовало. Вот так. Тело исчезло, а с ним исчезло всё. Это было как чистый лист. И не только тем утром — даже сейчас, когда я выхожу из этой комнаты, опять чистый лист. Это не значит, что вообще нет никакой памяти; есть фактическая память. Когда я пойду домой, то если захочу, смогу записать всё, что здесь произошло, о чём мы говорили. Но не будет никаких идей, образов, чувств, интерпретаций, так как я больше не могу теоретизировать, философствовать. Ум стал подобен проигрывателю, и он просто повторяет— вот и всё.
Хислоп: Жизни окружающих вас людей весьма сложны и запутанны. Что вы об этом думаете?
Юджи: Этот вопрос вообще ничем не обоснован. Если кто-нибудь спросит меня, что делать, как освободиться от эго, как быть счастливым, то я подумаю: а почему он задаёт мне такие вопросы? Сам себе я их никогда не задаю. Я не знаю, каково это — быть несчастным, и, следовательно, не знаю, каково это — быть счастливым. Это факт, так как я никогда не мыслю такими терминами, как «счастье» или «несчастье».
Ты осознаёшь ощущение — ощущение от сексуальности, от цветка, от коровьего колокольчика, от хромой женщины на улице — все они создают одно и то же ощущение. Эти ощущения следуют одно за другим, и я даже не связываю их с тем, что вижу. И это ощущение не переносится на следующее мгновение. Ему приходит конец. Почему это чувство появилось, что его создало, я не знаю.