В сооружении из колб, реторт и змеевиков что-то булькало.
Впрочем, сейчас хозяина комнаты не интересовал ни алхимический процесс, ни шахматная партия. Он придирчиво разглядывал стоящих перед ним людей.
Мужчину и женщину.
Женщина была высокая, поджарая, похожа на гончую. Некрасивая. Слишком жесткое лицо с тяжелым квадратным подбородком и длинным острым носом. Ни капли женственности. Она словно стремилась подчеркнуть это короткой стрижкой и бесформенным черным комбинезоном, поверх которого нацепила «разгрузку» из черного брезента со множеством карманов.
Мужчина — почти карлик. Он едва доставал своей напарнице до груди, впрочем, сложен был пропорционально и потому выглядел скорее подростком, чем коротышкой. И лицо гладкое, без возраста. Он часто использовал свою внешность, притворяясь ребенком. Выдавали только глаза — холодные, бесстрастные. Его давно уже ничто не могло взволновать. Даже сейчас, не смотря на важность задания, его равнодушный взгляд блуждал по комнате. Через некоторое время мужчина достал кубик жевательной резинки, сорвал яркую обертку и стал жевать, наполнив комнату химическим запахом банана. Женщина неодобрительно покосилась на него, но ничего не сказала: знала, что бесполезно.
Хозяин кабинета тоже не отреагировал на эту вольность.
— Задачу вы знаете. У вас полная свобода действий.
Женщина вопросительно приподняла бровь, разделенную пополам седой полоской. Спросила, подчеркивая интонацией:
— Полная?
Человек взял ферзевую пешку белых, повертел в грубых пальцах. Вернул на доску, нарушив ровную линию белых пехотинцев.
— Желательно, чтобы она не пострадала.
Ни мужчина, ни женщина даже не шевельнулись.
— Но если убедитесь, что ситуация выходит из-под контроля, действуйте на свое усмотрение.
И опять — ни звука, ни движения, только явственное чувство, что этот приказ понравился чистильщикам куда больше.
«…председатель правительственной комиссии по этике научных исследований, отец Гавриил, подтвердил, что мнение Церкви по данному вопросу остается неизменным. В ответ на это директор российского подразделения компании Future Today, академик Виктор Линц заявил…»
Тьфу, черт!.. «Подтвердил… заявил»… Экая ересь!
Алиса обмякла в кресле, глядя на экран сквозь смеженные ресницы. Она сидела недвижно, без каких-то внятных мыслей, пока Бублик не пискнул, сообщая, что прошло уже пять минут, и он хочет уйти в спящий режим.
Девушка ткнула пальцем в проекцию клавиатуры на столе. Если дать Бублику уснуть, не сохранив файл, на мониторе потом всплывает мешанина из точек и черточек, больше напоминающая абстрактную картину, чем текст. Алиса потерла слезящиеся глаза. Еще и изображение последнее время стало каким-то «мыльным». Надо бы вызвать специалиста, да все руки не доходят.
А если уж честно, заранее неловко за Бублика.
Алиса живо представила, как вызванный спец — этакий увешанный гаджетами техномальчик, всегда идущий на полшага впереди прогресса — будет иронично ухмыляться, разглядывая ее древний компьютер. Как примется с издевательской вежливостью объяснять, что починить Бублика выйдет дороже, чем купить новый ноутбук. А она смущенно — или пусть даже не смущенно, но все равно оправдываясь! — станет объяснять, что Бублик для нее не просто компьютер, а старый боевой товарищ. Что у нее руки не поднимутся променять друга на современный безликий ноутбук.
Нет, прав все-таки Сим, нельзя давать имена технике, нельзя наделять ее человеческими качествами. Глупо, да и лишние терзания на пустом месте от этого.
Алиса рассеяно повертела в руках пачку, пытаясь вспомнить, сколько в ней оставалось сигарет в начале вечера. Похоже, за четыре с небольшим часа она выкурила их никак не меньше десяти, что подтверждали слои сизоватого дыма в полумраке комнаты. Очередная попытка избавиться от дурацкой привычки закончилась ожидаемым провалом. Расплата за три законченных статьи.
Писала Алиса легко, настрочить три статьи за вечер не составляло для нее большого труда. Было бы их и больше, но на четвертой журналистка выдохлась и, хоть оставалось всего-то придумать ехидную концовку про современных мракобесов да отредактировать готовый текст, в голове воцарилась пустота. Лишь писклявый голосок напевал запомнившееся с детства: