Вернувшись в комнату, я убрал испорченную технику назад в кофр и повалился на кровать. Когда не знаешь, что делать — не делай ничего. Древние даосы были мудрыми людьми. Впрочем, древние славяне не уступали им в мудрости, придумав пословицу про утро, которое вечера по любому мудреней.
— Хитрец.
Розенблейд стояла на лестничной площадке, скрестив на груди руки и, словно придирчивый критик разглядывала картину: два распростертых тела и алкогольный натюрморт на подоконнике.
— Этак он все нам испортит. Что думаешь?
Ален покрутил в руках лоснящееся зелеными боками яблоко, с треском откусил добрую треть и принялся обшаривать карманы пребывающих в нирване шпиков. Делал он это нарочито небрежно, выворачивая подкладку и разбрасывая по площадке ключи, карточки и прочую мелочь. Основательно распотрошив одежду китайцев, сгреб с подоконника бутылку из-под коньяка со стаканами и отправил все в мусоропровод. Посмотрел на напарницу.
— Оставляю это на тебя, — кивнула Розенблейд. — Догоняй.
Ален проводил женщину взглядом. Потом зажал в зубах яблоко, достал нож и склонился над первой жертвой.
РЕТРОСПЕКТИВА 3
23 октября 1982 года.
— Ты так сияешь, словно в лотерею выиграл. — Изя поставил свой поднос на столик напротив Владимира. — Но зная, какой ты олух… э-э-э… прости! Зная, какой ты идеалист, мысль о неожиданном материальном благополучии мы отметаем, как неорганизованную. А значит, скорее всего, ты познакомился с очередной девушкой своей мечты.
— Ты так это сказал, будто я бабник какой-то, — возмутился Владимир. — Я же не виноват, что они все уходят от меня.
— И кто же она?
— Ну, ее зовут Лиза. Она врач и она чудо! Красивая, умная, добрая…
— Как ты скучен, — вздохнул Изя. — Если бы не разные имена, то по твоим описаниям можно было бы решить, что ты встречаешься и расстаешься с одной и той же девушкой.
— Да ну тебя. — Владимир не собирался позволять приятелю испортить настроение. — Как дела у Адольфа? Есть прогресс?
Изя сразу погрустнел и тревожно посмотрел почему-то на потолок, хотя лаборатории были в другом корпусе.
— Адольф, кажется, продолжает молодеть.
— Ого! Так это же великолепно!
— Моргунчик тоже так сказал. И парторг. И еще около дюжины всяких важных шишек, посетивших за сегодняшнее утро мою лабораторию.
— А, так вот что у тебя там за шум был.
— Да, это было настоящее безумие. Каждый обязательно хотел посмотреть на «крыску» и почесать Адольфу спинку. Я все время ждал, что кто-нибудь его случайно придушит. Посмотри на мою голову — в ней прибавился не один седой волос.
— Брось! Чего ты кислый-то? Это же верная Ленинская премия!
Изя поднял на Владимира печальный взгляд и тоскливо вздохнул.
— Ну, что еще?
— Дело в том, что я не знаю, почему с Адольфом это происходит.
— Само собой. Надо будет изучить все…
— Нечего изучать. Володь, я ничего с ним не делал, понимаешь?
— В каком смысле?
— Я его с самой весны не трогал. Он из контрольной группы. И пережил все свое поколение.
— Охренеть, — протянул Владимир. — Получается, он у тебя просто жил-жил, а потом вдруг стал молодеть?
— Да! Понимаешь, чем это обернется? Сейчас эйфория в верхах пройдет, и мне прикажут выдать на-гора методику. А методики-то и нет. И объяснений научных нет.
— Да уж, сочувствую.
Владимиру было немного стыдно, но он никак не мог заставить себя искренне сочувствовать коллеге. Во-первых, он так привык, что Изе вечно не везет, что подсознательно и не сомневался, что на этот раз опять случится какое-нибудь фиаско. А во-вторых, он был слишком счастлив, чтобы проникнуться чужими проблемами.
Лиза сегодня дежурила до семи вечера, но потом они договорились встретиться и погулять на Патриарших прудах. Это было уже второе их свидание, и Владимир изрядно нервничал. Он чувствовал, что совершенно разучился общаться с девушками. Уверенности придавало только то, что у них была общая тема для разговора. Лизу заинтересовал дневник сэра Оливера Эллингтона. Так что неловкого молчания можно было не бояться.
— Ладно, ты не кисни. — Владимир потрепал Изю по костлявому плечу и встал из-за стола. — Чудес не бывает. Либо ему по ошибке какой-то препарат дали, либо еще что-то подобное случилось. Надо искать.
— Знаю… Ты в лабораторию?
— Нет, я в библиотеку. Мне совсем чуть-чуть осталось дочитать.
«…оказались неверны. Это не плоды, коих здесь действительно неисчислимое множество самых разных видов. Однако было бы полнейшим безумием употреблять их в пищу, когда даже туземцы-носильщики не знают, какие из них съедобны. Все это время мы питались исключительно своими припасами, но…»