До Дувильского вокзала всего шесть километров. Мы летим прямо на него. На путях – два очень длинных поезда, вагонов по пятидесяти. Я заношу оба на мою карту…
Быстро озираюсь: Ньюпор опять приближается. А Кодрона и след простыл.
Опять, для вида, я снова велю лететь к фронту. Но на этот раз француз не дает сбить себя с толку и неотступно, по пятам, преследует нас. Верно, догадался, что мы хотим сбросить бомбы на Дувильский вокзал…
Вдруг – тррах!… Я невольно вздрагиваю: совсем близко от нас лопается первая граната. Неприятно, чорт возьми!…
Мы угодили прямо в зону дувильских орудий… Не дожидаясь приказаний, Энгман поворачивает машину.
Где-то ляжет следующая граната?… Тррах!… На этот раз французы-взяли высоту безукоризненно: снаряд разорвался всего в двухстах метрах за нами… Тем не менее, я громко хохочу: ведь это прямо под носом у Ньюпора. Воображаю, каково ему теперь. Он круто поворачивает и летит на юг…
Мы пользуемся случаем и снова несемся к Дувильскому вокзалу. Вокруг нас яростный лай лопающихся гранат и шрапнелей…
Справлюсь ли я? Если да, то наше задание будет выполнено на сто процентов, считая и бомбы…
Но где же Ньюпор? Его не видно…
Я рыщу вокруг глазами: ничего!
Это подозрительно. Я сильно высовываюсь за борт… Так оно и есть: он тут как тут… Хитрец хотел бросится нам под хвост, чтобы оттуда сбить нас на землю…
Ну, нет мой друг: этот номер не пройдет… Ты мне порядком надоел…
Я кричу во все горло Энгману, стараясь покрыть рев мотора. Пилот ищет в зеркале мой взгляд. Я трясу рукой над его головой и указываю на фронт: скорей отсюда! И, в то же мгновение, угощаю из моего пулемета Ньюпор градом в двадцать выстрелов…
Это французу не по вкусу. Он делает поворот и снова наседает на нас сзади.
Тррах!… Опять граната и – удивительно – на этот раз так близко перед самым Ньюпором, что он яростно поворачивает и с жужжанием улетает. Я велю Энгману сделать легкий вираж и указываю ему на снижающегося француза.
Мой пилот, весьма довольный, покачивается взад и вперед на своем сидении… И я тоже. Внезапно ослабевшее напряжение нервов вызывает в нас чудесное ощущение… И вдруг мысль: а бомбы?!
Я бросаю быстрый взгляд за борт: нет, здесь для нас не найдется подходящей цели, потому что снаряды нашей тяжелой артиллерии могут долетать сюда, и нам незачем мешать нашим собственным бомбардирам?… Но не возвращаться же с бомбами домой? Ни в коем случае! Да, да! Мы снова полетим к неприятелю и все-таки сбросим бомбы там, откуда нас прогнал Ньюпор: на лагерь в Нарбонне.
Я наклоняюсь к уху Знгмана и кричу:
– Бомбы!
Пилот удивленно потягивается и закрывает газ, как будто не совсем поняв мои слова…
Я снова кричу ему:
– Не стану же я без цели швырять бомбы на землю – из-за этого проклятого Ньюпора! Ничего не поделаешь! Мы снова пересечем фронт у Орнэ и сбросим их на лагерь в Нарбонне… Ух, как будет злиться тогда француз, если мы все-таки туда проберемся!…
Энгман кивает головой и начинает забирать высоту…
Три тысячи метров… Хватит!… Хлопаю пилота полевому плечу: через фронт!
У зенитных орудий противник услышал гул нашего мотора.
«Бац! бац! бац! бац!» – угощает он нас четырьмя шрапнелями перед самым носом, чтобы помешать нашему полету. Не беда: слишком низко!…
Французы медленно нащупывают нас.
Тррах!…
Здорово!… Совсем близко!…
В первое мгновение я испуганно вздрагиваю. Но быстрый и широкий вираж вправо выносит нас из зоны обстрела, и следующие снаряды ложатся уже значительно левее.
Опять вираж влево – курс на цель…
Удивительно, как быстро ветер гонит нас вперед… Еще несколько минут, и мы полетим к лагерю…
Я беру его на прицел, отдергиваю в два коротких промежутка рычажок и перегибаюсь через борт. Я успеваю заметить, как оба снаряда все быстрее и быстрее летят на землю.
– Тррах! тррах! – опять трещит, в то же мгновение, направо перед нами…
Но я рад: дело сделано… Хлопаю Энгмана по левому плечу и радостно трясу рукой в зеркале, где пилот ищет мой взгляд.
– Домой!
Затем я быстро выхватываю камеру, которая у меня под рукою, подымаю штору кассеты и жду разрыва бомбы. Вот он: высокий столб черной грязи вырастает из середины лагеря… Я быстро снимаю… Готово!…
За нами вьется дорожка из белых облачков: это – путь по которому мы летели. Они имеют теперь такой милый и невинный вид, эти дымки от снарядов, а ведь порою они несут с собою столько бед!…
Вдруг, далеко позади, на голубом небе обрисовывается черный силуэт: Ньюпор!
Поздно, милейший!…
Мы как раз в эту минуту проскальзываем обратно через фронт… И мы уверены, что Ньюпору нас не догнать, а выстрелом из зенитных орудий, все еще нащупывающих нас, наш самолет не сбить.
И мы радуемся от всего сердца, что поставили на своем…
Последний полет «С 666».
До восхода солнца еще час…
Бомбы подвешены…
Старший механик высовывает на секунду голову из корпуса самолета.
– Еще три минуты до старта, господин обер-лейтенант.
– Отлично!… Воспользуемся этим, Такэ, и проверим еще раз наш воздушный маршрут.
Через откинутые дверцы мы входим, спотыкаясь, в освещенный ангар и изучаем растянутую на верстаке карту.
– Хотя наше задание, – говорю я моему пилоту, – сводится, главным образом, к воздушной разведке в направлении Авреля, я полагаю, однако, что при сегодняшнем попутном ветре, мы сможем пробраться гораздо дальше внутрь страны. Я укажу вам тогда наш дальнейший маршрут условленными между нами знаками… Мы пересечем фронт у Сарло и полетим вдоль железной дороги до Этре-Элана. Там мы сбросим бомбу на вокзал и повернем на запад… У вас есть какие-нибудь вопросы?
– Нет, господин обер-лейтенант.
– Ну, тогда в путь!
Мы влезаем в корпус самолета. Энгман еще раз пробует мотор: работает исправно. Пока дежурный по аэродрому зажигает костер, который должен облегчить нам ориентировку в течение некоторого времени после старта, мы с гудением взлетаем… Я хлопаю пилота между лопатками, что означает: все прямо к фронту, – и освещаю карманным электрическим фонарем высотомер: двести метров. Потом я бросаю взгляд, на аэродром, чтобы установить, по земле направление на север… Что такое?… В чем дело?! Я ясно вижу, как там, внизу, люди растаскивают головешки костра. Пламя быстро уменьшается, и уже через несколько секунд последние дрожащие отблески его исчезают во тьме… Что это значит? Ведь я приказал, чтобы полчаса, по крайней мере… И вдруг замечаю на блестящей поверхности правого крыла самолета… яркий отсвет огня зенитных орудий!…
Так и есть! Перегибаюсь через борт и вижу кругом под нами вспышки пушечных жерл, а над нами – пылающие шары взрывающихся гранат и шрапнелей… И я мгновенно уясняю себе картину: там – французская эскадрилья, а мы, как кур во щи, угодили в самый центр пекла… Как тут быть? Выпустить сигнальные ракеты, чтобы нас не обстреливали? Нет, нельзя… Тогда французские самолеты смогут без помехи продолжать свой путь. А кроме того, снаряды рвутся гораздо выше того места, где мы находимся, и навряд ли могут нас достать… Ах, ты, боже мой, уж если не по везет, то и на паркетном полу можно себе ногу сломать… Делать нечего – надо рискнуть… Чем чорт не шутит… Смотрю во все глаза – не вынырнет ли французский самолет… Нет, ничего не видать… Еще слишком темно… Вот если бы мы могли забрать достаточную высоту и врезаться во вражескую эскадрилью… И у меня внезапно является остроумная мысль. Я быстро нагибаюсь к Энгману.
– Закрыть газ!
Пилот медленно отводит назад рычажок.
– Над нами французская эскадрилья?!
Энгман кивает головой.
– Мы полетим сейчас к фронту, выполним задание, сбросим бомбы, а потом, на обратном пути, подкараулим вражескую эскадрилью…