— Слышь, ублюдок, ты бы за словами следил, — не выдержал патлатый и дернулся было всадить мне еще один удар, но сразу остановился, поняв, что защиту Елисея ему не обойти.
Тогда на снова отведенном для удара кулаке Патлатого начала собираться белая искрящаяся как электричество энергия. Она формировалась во что-то наподобие молота. Урод, решил магией пробить щит.
Взмах руки Елисея, и в следующую секунду кулак братца опять стал нормальным.
— Ваши сиятельства, прошу прощения, но Александру Дмитриевичу сейчас по состоянию здоровья противопоказано участие в спаррингах, — произнес монах.
— Презренный слуга, ты забыл свое место? Кто тебе позволил вмешиваться в разговор господ? — вспылил патлатый.
— Он мой телохранитель и защищать меня это обязанность установленная главой рода, — вмешался я в разговор. Не будь я израненным, сейчас бы сам надавал им по кумполу.
— Ах ты же… — начал было возмущаться патлатый, как позади раздался чистый мужской голос:
— Прошу прощения, юные графы, но больному требуется физический и душевный покой для его скорейшего-с восстановления-с.
В дверях стоял молодой мужчина в очках, белом халате и с листами бумаг на планшете.
— Это Степан Дмитриевич Ромашов, ваш целитель, — наклонившись тихо подсказал мне Елисей. Впрочем, я это уже и без него понял по одежде.
— Господин Ромашов, не обращайте внимания. Это была всего лишь небольшая стимулирующая активность дабы ускорить выздоровление наследника рода, — натянуто улыбнулся патлатый и подошел к двери. — Не буду больше вас беспокоить, честь имею.
— Ты еще пожалеешь, — прошипел мне второй брат, тот что с острыми бровями, после чего отвесил прощальный кивок и покинул палату. Громко хлопнув дверью.
Стоило им уйти, как серьезное лицо целителя стало по-детски восторженным.
— Александр Дмитриевич, как вы его а! Вы так классно отделали этого зарвавшегося медвежонка! — подскочил ко мне, воскликнув Степан. — Я весь боя за вас болел, и не сомневался, что вы победите. Эх, если бы еще эта бабка в конце не вмешалась…
— Степан Дмитриевич, ну вы же сами сказали, что мне нужен покой, а сейчас кричите под ухо, — прохрипел я, все еще чувствуя прорезавшуюся боль от ран.
— Прошу прощения, — стушевался целитель. А затем видимо поняв своим наметанным глазом, что у меня открылись некоторые раны на животе, принялся затягивать их своей целебной магией.
Белоснежное свечение из его рук обволакивало меня, но длилось это недолго и через несколько минут целитель закончил магичить.
— В целом ничего серьезного, лишь несколько мелких ранок открылось, но я их для надежности потуже закрыл и поставил заплатки. Больше не откроются, если не будете усердствовать. Теперь в целом по вашему состоянию, — Степан Ромашов вновь стал серьезным, вернувшись к образу главного целителя клиники. — Смертельных ранений не обнаружилось, вы как будто специально кололи себя только в не опасные для жизни места. Процесс исцеления проходит быстро, так что уже через неделю сможете вернуться к обычной-с жизни-с.
— Благодарю, обнадежили, — вежливо я улыбнулся в ответ.
Откланявшись, Степан собрался уже было направиться к выходу, как вдруг спохватился, словно вспомнив о чем-то важном. Опустив руку в карман, он вытащил оттуда кусочек сложенной пополам бумаги и передал его мне.
— Ваше сиятельство, вам поступила телеграмма от вашего-с брата-с.
От еще одного брата что ль? Развернув бумагу, я шумно выдохнул. Текста там было мало, всего лишь одна строчка, но очень объемная.
'Молодец, от всей души желаю тебе сдохнуть за то, что посмел сунуться к Таежным и говорить с ними от имени всего рода!
Павел Полярный'
— Мда, — причмокнул я губами. Ничего нового. Правда этот братец в отличие от патлатого и мечегобрового имел противоположную позицию насчет Таежных — его неустраивал мой авторитет.
Я скомкал бумажку и зашвырнул ее в направление стоящей в углу урны. Белый комок медленно по дуге приблизился к ведру, ударился об стенку, отлетел на пол. После этого, шумно прыгая, он проскочил по полу еще несколько сантиметров.
— Да ладно, — выдал я, увидев промах, и устало потер переносицу.
Что ж за день то такой? В начале оказывается, что вся моя семейка в гробу меня видеть хотела, а теперь даже мусор в мусорку выкидываться не хочет.
— Ваше сиятельство, а к вам оказывается сейчас ваша невеста идет. Красивая, в шикарной красной шляпке. Прямо торопится к вам, вон как ее каблуки по тротуару выстукивают. И гостинцы какие-то несет, заморские видать, — с завистью произнес Степан Ромашов, глядя в окно и улыбаясь. — В таком случае я пойду, дабы не нарушать-с атмосферу-с.