Такой знакомый и близкий голос, что на глаза навернулись слезы.
— Да, Тирид. — Лабарту сам не заметил, что говорит это вслух. — Я знаю, теперь у Лагаша другой хозяин. Я знаю…
Он чувствовал звон чужой силы — сияющей и ровной. Да, здесь жил экимму, уверенный и сильный, и город принадлежал ему по праву. И, словно следуя за солнечным лучом, Лабарту свернул за угол, прошел по узкой улице, а потом переулками — и вышел на площадь.
Шум слышен был издалека, но теперь накатил, словно морской прибой.
Здешние и чужеземные торговцы, мастерские под открытым небом, мелькание простых и богатых одежд, гул голосов, крики ослов и блеянье овец… Лабарту уже не мог различить лиц в толпе, не понимал, где мужчины, где женщины, где дети, — он видел лишь ток крови, завораживающий, сводящий с ума. И над площадью — закатное небо.
Из-под ног с мяуканьем метнулась серая кошка, и Лабарту вынырнул из забытья, обернулся и увидел женщину.
Она стояла поодаль, смотрела на него изучающе, ждала. Тонкое полотно одежд струилось по ее телу, на запястьях и предплечьях сияли браслеты, длинные серьги касались плеч. Она была смуглой и черноглазой, красивой и зрелой. Лишь одно портило ее лицо — старый шрам на левой щеке, белый след на темной коже.
Она стояла у порога, а позади дверная занавесь чуть приметно колыхалась от сквозняка. Косяки и стены были расписаны знаками Инанны, и из курильницы на уличном алтаре поднимался благовонный дым.
Лабарту подошел и поклонился. Это к ней вел солнечный луч, это ей принадлежала кровь Лагаша.
— Похоже, жажда взяла тебя в плен, — проговорила женщина, не переставая улыбаться.
Ждали ли она нападения? Сочла ли чужака врагом? Лабарту не мог сказать. Глаза ее были слишком темны — если и мелькнула там тень настороженности, как разглядеть? А голос звучал спокойно, без вызова и насмешки.
— Я Лабарту, хозяин Аккаде, — сказал он. — Я сегодня приплыл, а завтра утром покину Лагаш.
Женщина подняла руку, отвела волосы с лица, и браслеты со звоном скатились к локтю.
— Я Инанна-Атума. — Теперь ее взгляд словно бы стал легче, а голос — глубже. — Хозяйка этого города.
Хозяйка этого города.
За спиной шумела площадь. Жажда острыми песчинками царапала горло.
— Прошу, разреши мне пить кровь на своей земле, — проговорил Лабарту, не отводя взгляда.
Инанна-Атума вдруг улыбнулась, широко, обнажив клыки. А потом подалась вперед и взяла Лабарту за руку, потянула к себе.
— Только ли крови ты хочешь? — спросила она, и в словах ее звенел смех.
Руки ее были уверенными и нежными, полные губы манили.
Лабарту улыбнулся в ответ.
— Мужчины не могут скрыть от меня своих желаний, — продолжала хозяйка Лагаша. — Если оставишь подношение на алтаре Богини, я одарю тебя ее милостью.
— У меня есть золото, — кивнул Лабарту и на миг закрыл глаза. Ее волосы пахли благовонными травами и сладким маслом. — Есть серебро и лазурит… Но сперва мне нужна кровь.
Инанна-Атума засмеялась, звонко, запрокинув голову.
— У меня есть жертва для тебя! — воскликнула она, и, не дав ответить ни слова, потянула за собой в дом.
Они миновали внутренний двор, где уже царили сумерки, и оказались в малом святилище. Огонь трепетал в медных и каменных плошках, в углах дрожали тени. У дальней стены стояла статуя богини — украшенная тканями и драгоценностями в неверном свете она казалась почти живой — и Лабарту положил перед ней свое подношение.
— Сейчас ты утолишь свою жажду, — пообещала Инанна-Атума. — Подожди.
Потом повернулась и скользнула к двери. И походка ее была такой стремительной и легкой, а браслеты на запястьях и щиколотках звенели так напевно… Лабарту не сумел удержать слова, они вырвались сами собой:
— Ты танцуешь?
Инанна-Атума оглянулась, застыв на пороге.
— Все жрицы Инанны танцуют, разве ты не знаешь? — проговорила она. — Подожди, я сейчас вернусь.
Лабарту кивнул и опустился на циновку. Закрыл глаза, пытаясь не замечать иссушающий холод жажды.
Она танцует.
Это Лагаш.
И, против воли, воспоминания потекли одно за другим, и остановить их не было сил.
Он увидел ее в полнолуние, в праздник. Она танцевала на вершине лестницы перед храмом, под музыку флейт, барабанов и гонгов. Украшения сияли, развевались полы вышитой одежды. Шубад, жрица Нанше. Она была на восемь лет старше Лабарту и казалась ему сейчас самой прекрасной женщиной в мире.
Он думал: «Я демон Лагаша, никто не посмеет отказать мне», но сердце билось часто-часто.