— Нет!
Лабарту обернулся.
— Слишком мало ты чтишь моего бога, — продолжала старуха. — Просишь о гадании, а поднес ли дары?
Син-Намму нахмурился, скрестил руки на груди.
— Рабу гадала, а мне не станешь? Мы взяли тебя с собой — вот наш дар Властелину Вод.
Старуха рассмеялась сухим ломким смехом.
— Ты ли старший надо всеми? Нет! Я взгляну на ладони того, кто повелевает тобой!
Она повернулась и указала на Лабарту.
Но разве трудно понять, кто здесь господин? Длинные одежды, ниспадающие до земли, серебряные украшения, длинные распущенные волосы — никто не смог бы принять Лабарту за раба или слугу. И печать на поясе, цилиндрическая, вырезанная из яшмы, — вот главный признак свободы и власти.
Он подошел и поклонился, стараясь не смотреть ей в глаза. Кто знает, что сможет увидеть жрица Энки? Безумной старухе не поверят, но…
— Моя судьба была стерта и начерчена заново, — сказал он. — Читать ее — нет толку.
— Не тебе судить об этом, — строго ответила старуха и взяла его за запястье.
Лабарту молча смотрел, как она щурится, водит узловатым пальцем по ладони. Син-Намму стоял у нее за спиной, ждал.
— Твоя линия жизни прервана пять раз, — наконец, заговорила жрица. — Такого я никогда не видела прежде. Но линия длинная и сильная, двойная. Не бойся, смерть далека. — Старуха замокла на миг, а потом продолжила: — А вот торговлей ты занялся зря.
Лабарту не смог сдержать усмешку, и старуха взглянула на него, словно на неразумного ребенка.
— Зря смеешься. Вот линия твоей славы, прямая, как стрела. Покровители твои — Уту, Энки и Инанна. Их помощи ищи и будешь счастлив.
Лабарту прижал руку к сердцу и поклонился.
Были дни, когда я просил и умолял богов. Вот что хотел он сказать. Всех, каких мог вспомнить. Но не услышал ответа.
Но вслух сказал лишь:
— Благодарю, госпожа.
И пошел прочь. Она же крикнула вслед:
— Не печалься, ты еще молод! Еще встретишь то, что суждено тебе судьбой!
Этой ночью он проснулся от жажды. Сердце колотилось в груди, обдавая то холодом, то жаром.
Лабарту сел, пытаясь успокоить дыхание и поймать обрывки ускользающего сна.
Огонь… Во сне было тепло.
Во сне горел костер, в степи, под звездном небом. Во сне Лабарту лежал, и в объятиях у него была девушка, дитя его сердца. Ветер шуршал в траве, и в воздухе плыл запах весны.
Отчего же теперь так тяжело и пусто? Только ли от жажды, или от того, что в этом сне посреди степи обнимал он не Ашакку, а Кэри?
Лабарту встал и вышел из-под навеса. Парус был поднят, попутный ветер неспешно вел корабль вдоль темного берега. Гребцы спали, лишь двое бодрствовали возле мачты, да один — на корме, у рулевого весла.
И жертвы мои, должно быть, спят. Что ж, кто из них проснется первым, тот и поделится своей кровью.
Он не успел сделать и пары шагов. Тень поднялась навстречу. Женщина, пытающаяся во тьме встретиться с ним взглядом. Огонь в ее жилах сиял ярче звезд, ослеплял и звал.
— Я знала, что господин мой придет за мной, — прошептала Нидинту.
Лабарту молча взял ее за руку и увел за занавесь. И там понял, что Илку сказал правду — кровь рабыни и впрямь была чище утренней росы. Лабарту пил, пока не вспомнил, что надо остановиться.
Нидинту улыбнулась в темноте и прошептала слова благодарности. Голос ее шелестел еле слышно. Сможет ли встать, сделать хоть пару шагов? Едва ли — Лабарту видел, как ослабело ее тело.
Но все же я выпил не слишком много. Она будет жить.
— Останься здесь, — сказал он. — Никто не удивится, что ты провела со мной ночь, никто не заподозрит истину.
Не дожидаясь ответа, лег и закрыл глаза.
Если потоп и впрямь захлестнет землю, пусть даже краем своим не заденет Ашакку.
Так подумал, а к кому обращался — не знал и сам.
Глава шестая Благословенная земля
— Непорочна страна Дильмун, чиста страна Дильмун, священна страна Дильмун…
Едва сойдя с корабля, жрица простерлась на пристани. И теперь все еще лежала в пыли, громко повторяя слова гимна, а мимо сновали рабы, перетаскивали тюки с товаром. Обрывки славословий тонули в портовом гомоне, плеске волн и криках чаек.
Лабарту запрокинул голову.
Осень еще не пришла сюда. Небо было по прежнему безоблачным, а утреннее солнце — жарким, словно расплавленный металл. Сам того не замечая, Лабарту улыбнулся и прижал руку к груди. Сердце горело, и кровь, казалось, обратилась в свет.
Может и впрямь — благословенная земля? Такое солнце, что странно даже думать о жажде…