Жилка на шее билась, звала, огонь ее рвался наружу. Ждать больше не было сил, и Лабарту подался вперед. Казалось, кровь сама метнулась навстречу, клыки нашли путь. Мальчик вскрикнул, дернулся, вскринул снова.
Мои чары… не коснулись его. Он…
Но собственные мысли, голос жертвы, огромный город и мир вокруг — все отдалилось. Лишь кровь была близко, солнечный огонь, льющийся к самому сердцу, тушащий жажду.
А когда выпрямился, в руках держал умирающего ребенка. По-прежнему тот был в сознании и глаза потемнели от боли. Но недолго осталось ему терпеть страдание — жизнь утекала, уходила с последними каплями крови, с последним дыханием.
— Мама…, - еле слышно шепнул мальчик и закрыл глаза.
Порыв ветра бросил волосы на лицо и вновь донес песню, далекий и спокойный голос:
— Бежит посмотреть… на солнечный свет…
И откуда пришло решение — Лабарту не знал.
Но не медлил ни мгновения. Зубами разорвал жилы на своем запястье, и прижал окровавленную руку к губам мальчика.
— Пей! — Сам не заметил, что говорит вслух, лишь всей душой желал перелить в умирающего свою силу, сделать его экимму. — Пей…
Ашакку молчала, смотрела выжидательно. Солнце уже почти ушло, лишь след его алел над горизонтом, а на западе вставали первые звезды.
— Его зовут Ишби, — сказал наконец Лабарту. — Не знаю, зачем оживил его своей кровью… — Покачал головой, в который раз пытаясь найти ответ. — Он обучил меня клинописи.
Ди-Насир вновь попытался скрыть улыбку, а Ашакку засмеялась звонко, запрокинув голову.
Лабарту улыбнулся.
— От смеха Ашакку мне тепло, — проговорил он, — пусть даже она и смеется надо мной.
Ашакку переглянулась со своим обращенным, перебросила тяжелую косу через плечо и потянулась за кувшином.
— Это великое знание и мало кому доступно в степи, — сказала она. Пыталась унять смех, но голос не стал серьезным. — Кем будет теперь мой хозяин? Станет жрецом в храме или будет записывать слова царей?
— Знаки письма приносят мне радость. — Лабарту принял наполненную чашу и задумался на миг. — Но труд во дворце и в храме — не для меня. Баб-Илу — великий город, там всегда можно найти занятие по душе. — Ашакку слушала внимательно, и он продолжил: — Приходи туда, посмотри, как я живу. Посмотри на своего брата.
Ашакку молчала, долго. И, лишь когда Ди-Насир поднял голову, желая заговорить, произнесла:
— Я хотела пойти в Баб-Илу, но теперь нет нужды. Ты сам пришел ко мне…
Отвернулась к догорающей полосе заката, еле слышно вздохнула. И Лабарту вновь пожелал оказаться рядом, привлечь к себе, заставить забыть все печали… Но сдержался — видел, как Ди-Насир сжал ее руку, и их пальцы переплелись.
Ашакку помолчала и заговорила вновь:
— Когда-то давно мой хозяин устал от степи и ушел жить в города. Теперь и я хочу покинуть этот край… Но я избрала другой путь. Пересеку обе реки, Евфрат и Тигр, и уйду за горы Загроса.
Лабарту медленно допил вино, а потом взглянул на Ашакку и улыбнулся. Слова пришли сами, не пришлось их искать.
— Ты достойна большего, чем степь, — сказал он. — Пусть путь твой будет легким, пусть все враги склонятся перед тобой и пусть в друзьях у тебя не будет недостатка. И знай — где бы ты ни была, я помню о тебе.
Женщину звали Зу. Она отвела гостя в свой шатер и, усадив на почетное место, велела подать ему воды и пива, а потом принялась за распросы. Лабарту смотрел на нее и не мог надивиться. Вела себя, словно старшая женщина рода, но была еще очень молода.
Но в этом кочевье все молоды…
Здесь нет стариков, да и вовсе народу здесь немного, всего несколько семей. А стада многочисленны, — тучные, пышущие здоровьем овцы, белые и рыжие, черные и крапчатые. Дети бегают среди шатров, но не путаются без толку под ногами, — все, кто старше четырех лет, уже приставлены к делу. Женщины не сидят без работы, а мужчины, чем бы ни были заняты, всегда держат при себе оружие, — длинные ножи, пращи и луки.
Богатое кочевье. Богатое… и молодое.
Да, по всему видно, не так давно откололись эти люди от своего рода, не так давно обрели свободу и богатство. Потому и распрашивают столь внимательно о том, что творится вокруг.
— Госпожа так гостеприимна и добра ко мне, — сказал Лабарту и на миг прижал руку к сердцу. — Где хозяин твоего шатра? Я хотел бы и его поблагодарить за угощение и заботу.
Зу опустилась напротив, расправила складки широкой одежды. Взглянула искоса, словно раздумывала над ответом, взвешивала слова.
Красивая…
Да, красива — жаркой южной красотой, притягательной и темной. Так красива змея, скользящая в траве, и пантера, готовая прыгнуть. Лабарту встретил ее взгляд и не отвел глаз.