Зу взглянула на него, но не произнесла ни слова.
— Идем, — велел Лабарту. — Лучше уйти, пока никто не хватился тебя.
Зу усмехнулась и скрестила руки на груди.
Ветер шуршал в тростниках и в ветвях ивы, солнце бликами разбивалось в водах Евфрата. И словно блики на воде Лабарту видел чувства этой женщины — в ее глазах и в своем сердце.
Неповиновение и дерзость…
— Идем, — повторил он. — Солнце опускается все ниже, нам пора.
Зу не сделала ни шага, лишь вскинула голову и сощурилась.
— С чего ты взял, — проговорила она, насмешливо и твердо, — что я пойду с тобой?
— Я велю тебе, — сказал Лабарту. — Иди со мной.
Вложил в эти слова всю свою волю. Знал, — обращенный не сможет нарушить такое повеление, сделает то, что хочет от него хозяин, хоть бы тот и приказал войти в огонь.
Сейчас она подойдет ко мне, и я уведу ее прочь… Найду кровь для нее, а потом приведу в Баб-Илу, в свой дом…
Зу засмеялась.
— Вот еще! Сам ступай, откуда пришел, а я останусь здесь!
Этого не может быть… Я ее хозяин, она должна…
Лабарту замер, не веря.
Тогда из воспоминаний пришел голос, самый близкий, но утерянный тысячи лет назад.
«Энзигаль говорил нам, — сказала Тирид, — что связь с детьми сердца бывает разной…»
И в этот миг до боли захотелось оказаться там: в маленьком доме в Лагаше, на одеяле из овечьей шерсти. Там, где огонек светильника трепетал в углу, тени дрожали на стенах, а Тирид сидела возле своего сына, вышивала и рассказывала, вновь и вновь…
«Бывает так, что оживишь кого-то своей кровью и кажется, что дышите вы теперь одним дыханием, сердце у вас одно на двоих, горе и радость, воистину, общие. А бывает так, что тот, кого обратил, с первого же дня словно бы отделен от тебя незримой преградой, и с каждым часом отходит все дальше, быстро, быстро… Так Энзигаль говорил нам о связи с детьми сердца — она бывает разной…»
Голос Тирид смолк, словно и не было его, и тогда Лабарту понял, что стоит, зажмурившись, позабыв обо всем, а Зу все еще смеется.
Лабарту открыл глаза, шагнул вперед, и, не размышляя ни мгновения, ударил ее, наотмашь, резко. Зу рухнула на землю, не успев вскрикнуть. Подняла голову и тут же заслонилась рукой, словно ждала новых ударов.
— Я твой хозяин, — сказал Лабарту. — В тебе моя кровь. Ты пойдешь со мной и будешь мне покорна, хочешь ты того или нет. Вставай.
Зу опустила руку и встретилась с ним взглядом. В глазах прочла или сердцем почувствовала его намерение и решимость, — Лабарту не знал. Но кивнула и поднялась на ноги.
— Идем, — велел Лабарту и зашагал вдоль берега, вверх по течению реки.
Ему не нужно было оборачиваться, он знал, — Зу идет следом.
Глава вторая Баб-Илу
Ишби стоял во внутреннем дворе и ждал хозяина. Давно уже стемнело, появились звезды, луна проделала немалый путь по ночному небу… Уже не первый час прошел с тех пор, как рабы завершили дневной труд, сделали все, что было велено, и отправились в восточную комнату, спать. А Ишби сам обошел дом, заправил все светильники маслом, а во дворе зажег тростниковый факел. Огонь дымил и потрескивал, и в воздухе плыл запах асфальтовой смолы.
Сегодня, когда солнце село, и пылающие отблески на небе погасли, Ишби услышал голос Лабарту. Я скоро приду, я уже в Баб-Илу. Слова эти звучали прямо в сердце, — так лишь хозяин может говорить с обращенными, издалека. Голос трепетом расходился по жилам, звенел в токе крови. Приду не один.
Потому Ишби не ушел к себе, в узкую комнату, где всегда, даже в самую душную ночь, тянуло сквозняком, и ветер приносил городские запахи и звуки. И не поднялся на крышу, где ночевал и зимой и летом — любил засыпать под звездами и просыпаться с первыми лучами солнца. Открыть глаза и смотреть на светлеющий восток, слушая гонг в храме Шамаша, — что может быть лучше?
Но сегодня возвращается хозяин, значит, надо дождаться его и встретить.
Ишби сел на край колодца, глянул на огонь и вновь повернулся к двери.
Кого он приведет с собой? Быть может, Ашакку? Ведь отправлялся к ней.
Ашакку, сестра, которую Ишби никогда не видел, но о которой слышал так много. О ком еще хозяин говорит так тепло? Только об Ашакку. Если она решила променять степь на богатство и могущество Баб-Илу, — удивляться тут нечему. Но если так…
Она старшая и сильная. Если войдет в этот дом, то как отнесется ко мне?
Было тихо. Ни голосов, ни шагов случайных прохожих. Но хозяин уже недалеко — тоска и тень печали исчезли из сердца. А это значит, он рядом и скоро переступит порог.