Предчувствие восторга, бескрайнего и неотвратимого как прилив, захлестнуло сердце.
Она моя, она будет со мной.
Он рванулся вперед, в шквале брызг промчался на другой берег, схватил ее. Кувшин разбился, полоснула дальняя боль, запах крови смешался с запахами леса.
Она сопротивлялась, но не кричала, лишь билась в его руках.
Заберу ее, украду ее, она моя.
Она пил ее кровь, ее боль и силу, и, когда осталась лишь последняя искра жизни, дрожащая и угасающая, - выпрямился, прокусил жилы у себя на запястье, прижал к ее губам. Его душа, переполненная солнечным огнем кричала: Ты останешься со мной!
Этот крик был в его глазах, в его крови. И та, которую он все еще держал крепко, как пойманного зверя, сделала глоток, потом еще один, и закрыла глаза.
Лабарту едва заметил, как разжал хватку, как обнял и прижал к себе девушку, имени которой еще не знал.
Моя кровь... оживляет ее.
Он чувствовал это - возрождение, преображение жизни, стук сердца - свой и ее.
Он был готов к этому, ведь и Шебу, и Тирид столько раз объясняли, что нужно делать, и что будет. Но это были всего лишь слова, а мир, менявшийся с каждым мгновением - был настоящим.
Она оживала, и ее жизнь все ярче, все ослепительней разгоралась в его сердце. От каждого вдоха свет становился все нестерпимей, все трудней было думать. Облака затянули небо, ни единого блика на воде, - но сердце звенело от солнечных лучей.
- Дитя моего сердца, - прошептал Лабарту на языке этой земли.
В каждом слове был вкус крови, голос воды и запах соснового леса.
4.
- Я не кричала, потому что не испугалась, - сказала она.
Теперь Лабарту знал ее имя. Кэри. Стоило мысленно произнести его - и каждый вдох становился светлей и спокойней.
- Не испугалась? - повторил Лабарту.
Они сидели вдвоем на прибрежных камнях, и едва верилось, что эти скалы, деревья и волны помнят его одиночество. Теперь движения и чувства, лучи солнца и дыхание моря стали общими для двоих. Радость, неведомая прежде, полнила сердце до самого дна, душу - до самых темных глубин.
Кэри улыбнулась. Ее глаза были цветом как море перед штормом, завораживали, соленый ветер жил в них, качался прибой.
- Я знала - ты охотник, ты хочешь украсть меня, чтобы я стала твоей.
Ее голос тоже был здешним - скользил легко, менялся, то глубокий как лесная тень, то прозрачный как облака на рассвете.
- Поэтому я не испугалась, - продолжала Кэри. - Я дралась, чтобы узнать, слабый ты или сильный. - Она улыбнулась вновь, сжала его ладонь. - Я только не знала тогда, на кого охотится этот охотник.
Ветер перемешал их волосы, переплел золотые и темные. И чувства сплелись также: глубинный жар, восторг и нежность отражались друг в друге, разгорались, сияли все ярче. Мысли исчезли, распались на всполохи и звуки, но одна задержалась, звенела эхом:
Мое испытание - завершилось теперь.
5.
Сидя у догорающего костра, он думал: Теперь у меня есть дом.
Кэри спала, положив голову ему на колени, и он не шевелился. Смотрел в темноту, где деревья переплетались ветвями, шептались друг с другом. Перебирал ее волосы - ночь украла их сияние, превратила в туманные волны.
Оленьи шкуры под шатким навесом, едва тлеющие угли в очаге, поляна в лесной глуши - с заходом солнца, снова и снова, Лабарту возвращался сюда вместе с Кэри. Где бы ни бродили они днем, вдоль моря или по берегам ручьев, - ночь заставала их здесь, в охотничьем шалаше.
Моя Кэри, моя земля и мой дом.
Кэри не испугалась его в тот первый миг, и от этого сам он стал бесстрашным. Ее свет не покидал сердца, и от этого каждое утро на рассвете ему хотелось петь. И он пел, без слов, как поют птицы, и не помнил тогда кто он - человек, зверь или демон.
Но Кэри просыпалась от его голоса и своей жажды, и он вспоминал.
Он был демоном, ходящим по тропам людей, и Кэри шла теперь вместе с ним.
Одна из троп привела их в родное селение Кэри, но Лабарту не замедлил шага и не повернул прочь. Отец Кэри встретил его гневом, но Лабарту сложил к его ногам волчью шкуру и оружие, украденное у людей моря. Этой ночью горели праздничные факелы, звучали песни и кровь опьяняла. "Навещайте нас на исходе луны", - просила мать Кэри, и, когда серп луны почти истаял, они пришли вновь. И поступали так каждую луну, хотя Кэри не тосковала по прежнему дому.
Ее дом был теперь здесь.
Вот дитя моего сердца, Тирид. Если бы только ты увидела ее...
Кэри вздохнула еле слышно, шевельнулась под его рукой. Лабарту закрыл глаза - каждая мысль и каждое чувство вспыхивали так ярко и, казалось, могли вырвать Кэри из пелены сна.
Он не хотел будить ее. Она пересказывала порой свои сны, причудливые и текучие как туман. Он любил их слушать. Она же любила слушать его рассказы о дальних землях, о стране меж двух рек, о законах для демонов, о палящем солнце и широких реках. О том, почему он бежал из родной земли, и о тех, с кем он был связан дружбой или кровью. Он рассказывал все - снова и снова - а Кэри слушала, как слушают легенды.
Тирид, если бы только...
Глава четвертая
Солнцепоклонники
1.
- Они такие же, как ты, - сказал человек.
Лабарту не знал, как этот путник вышел сюда, к шалашу, - рассказы людей привели его, едва заметные лесные тропы или иные, незримые пути. Но он был тут и сидел возле костра словно друг, а не случайный встречный. Солнце уходило, не пробивалось уже сквозь стену леса, земля холодела, приближалось время ночного тумана.
- Нет, - качнул головой Лабарту. - Я не такой, я не шаман.
- Они такие же, как ты, - повторил человек.
Они пришел, когда солнце было еще высоко, назвал свое имя и род и, не спрашивая ни о чем, стал рассказывать. Говорил о селении, раскинувшемся там, где река устремляется в море; о хороших урожаях и богатых уловах; о святилище, стоящем на холме над рекой. И о бессмертных шаманах, взывающих к солнцу.
- Я рассказал тебе, - проговорил путник. - Теперь, если захочешь, знаешь, где найти их.
Лабарту хотел ответить, но жаркий язык черноголовых затопил сердце, изгнал слова здешних людей. Словно онемев, Лабарт смотрел, как путник поднялся и, попрощавшись, ушел в лес.
Тропа выведет его к реке, река приведет его к морю. К тому самому берегу, где Лабарту бродил так часто, глотал морской ветер, слушал чаек и не знал, что, быть может, совсем рядом...
- Он знает, кто мы? - спросила Кэри.
Лабарту обнял ее, вдохнул запах хвои, пропитавший ее волосы. Вслушался в ее чувства, - в них текла тревога и другой, туманный отзвук, имени которому Лабарту не знал. Но, как и прежде, среди всех ее чувств не было страха.
- Может быть, - прошептал Лабарту. - Может быть там живут, как в земле, откуда я родом... Если я пойду вниз по реке и не почувствую таких же, как мы, то не будет смысла входить в селение. Если же там и правда живут пьющие кровь...
...Тогда я должен буду придти к ним, как приходят к хозяину города.
Воспоминание вырвалось, как птица на волю - вот закатное солнце над каналами Лагаша, ниппурский чужак, и рядом та, что связана с ним кровью...
Пока не узнаю, кто живет в селении у моря, друг или враг, - не позволю им увидеть Кэри. Я должен придти к ним один.
Эта мысль была слишком яркой, обожгла края души, - и, должно быть, коснулась Кэри.