Так подумал, а к кому обращался -- не знал и сам.
Глава шестая
Благословенная земля
1.
-- Непорочна страна Дильмун, чиста страна Дильмун, священна страна Дильмун...
Едва сойдя с корабля, жрица простерлась на пристани. И теперь все еще лежала в пыли, громко повторяя слова гимна, а мимо сновали рабы, перетаскивали тюки с товаром. Обрывки славословий тонули в портовом гомоне, плеске волн и криках чаек.
Лабарту запрокинул голову.
Осень еще не пришла сюда. Небо было по прежнему безоблачным, а утреннее солнце -- жарким, словно расплавленный металл. Сам того не замечая, Лабарту улыбнулся и прижал руку к груди. Сердце горело, и кровь, казалось, обратилась в свет.
Может и впрямь -- благословенная земля? Такое солнце, что странно даже думать о жажде...
-- Пусть Уту даст тебе сладкую воду! -- Старуха медленно, с трудом, поднялась с земли, но все не умолкала, и голос ее звучал с прежним надрывом. -- Пусть напоит тебя из подземных источников вод! Пусть не знает Дильмун ни в чем недостатка, пусть живет в блаженстве и счастье...
Гавань была полна кораблей -- многовесельные, парусные, груженые товаром и пришедшие налегке, и даже простые тростниковые лодки и плоты -- не сосчитать. Пристань царского города Аккаде не сравнилась бы с пристанью Дильмуна. За ней раскинулся базар -- пестрый и шумный, а дальше, на холме, улицы, дома и храмы... И даже издалека Лабарту видел, что город этот похож и непохож на города черноголовых. Старый, многолюдный и шумный, и торговля -- его жизнь.
Но давным-давно все было не так... Разве не говорили мне, что лишь горстка людей живет на Дильмуне, и земля его -- земля чудес?
-- Священная страна Дильмун! -- провозгласила старуха и смолкла. А затем, словно почувствовав взгляд Лабарту, обернулась. -- Оставайся здесь, господин. -- Теперь ее голос стал похож на скрип песка под колесом повозки. Должно быть, лишь умоляя и читая гимны, она обретала силу. -- Оставайся, и черные волны тебя не тронут.
И что ответить на это? Благодарить, как Адад-Бааль, или возразить, насмешливо и высокомерно, как Син-Намму?
-- За плечами у тебя длинная жизнь, -- сказал Лабарту, глядя мимо нее. -- Но ты боишься смерти?
-- Я скоро умру. -- Старуха с кряхтеньем согнулась, подобрала с земли пыльное покрывало. -- Но лучше уж умереть в покое на благословенной земле Дильмуна, чем в страхе среди крови и огня.
И, не оборачиваясь, жрица побрела прочь.
В страхе среди крови и огня? Но она говорила потоп, волны, сошедшие с гор...
-- Лалия!
Син-Намму шел по пристани, на ходу скручивая растрепавшиеся волосы в узел. Тело корабельщика блестело от пота.
-- Я знаю склады и гостевой дом, который всегда выбирал Татану, -- сказал он. -- Прикажи, и отправимся туда.
Лабарту кивнул, и Син-Намму тут же выкрикнул приказание. Рабы засуетились, разбирая тюки.
-- А старуха и впрямь нам пригодилась, -- пробормотал корабельщик, словно извиняясь. Лабарту окинул взглядом толпу, пытаясь разглядеть сгорбленную спину жрицы, но она уже скрылась из виду. -- Ветер был попутный...
-- Ты хотел, чтобы она тебе погадала, -- проговорил Лабарту, и Син-Намму кивнул. -- О чем?
-- О чем? -- Корабельщик засмеялся и пожал плечами. -- О судьбе. В детстве я верил, что меня ждет другая судьба.
Другая судьба. Особая судьба. Я верил...
Лабарту взглянул на солнце, вдохнул его свет. Раскаленный диск пылал, не оставляя места для мыслей и слов, и не успевшие ожить воспоминания сгорали в его лучах.
-- Я хотел стать лугалем, -- продолжал Син-Намму. И, хотя Лабарту не сказал в ответ ни слова, поспешно добавил: -- Не смейся! Шаррукин стал лугалем, а ведь был всего лишь сыном жрицы, и даже отца своего не знал! Вот и я в детстве думал, что как Шаррукин...
-- Но ты не стал лугалем, -- прервал его Лабарту и заставил себя усмехнуться.
-- Не стал, -- согласился корабельщик. -- Отец быстро приставил меня к делу, и другой дороги у меня не было. Я люблю море и ни о чем не жалею. Но я хотел узнать, быть может, если бы я ослушался отца...
-- Что не сбылось, то не сбылось, -- ответил Лабарту. -- Нет смысла спрашивать об этом.
2.
Здесь было тихо и так спокойно, что даже собственных мыслей Лабарту почти не слышал. Должно быть, они растворились в теплом воздухе, остались в чужом городе или в шумном порту. А как ступил на тропинку, ведущую к вершине холма -- исчезли. И только одна задержалась, строка из гимна: Благословенная страна Дильмун...
Лабарту сидел возле вросших в землю валунов и ждал. Отсюда было видно море, но не город. Лишь пальмы, синь неба и морская гладь. И кажется, что эта земля пуста, -- нет на ней ни домов, ни людей, ни экимму. У причала не стоят три корабля Татану, товар его не лежит в портовых складах, и незачем ждать торговца из Магана, который со дня на день должен приплыть и привезти с собой медь...
Еле слышно прошелестели шаги по тропинке и на гребень холма поднялась девочка.
-- Мама прислала меня к тебе, -- проговорила она серьезно, без тени смущения или страха. -- Сказала, ты хочешь узнать о прошлом.
Лабарту кивнул, и тут же спохватился, произнес вслух:
-- Да, я Лабарту из Аккаде и хочу расспросить про Дильмун.
Девочка подошла ближе и опустилась на землю, запрокинула голову, подставляя лицо солнечным лучам. На шее у нее висело ожерелье из морских ракушек -- и больше никаких украшений. Длинную косу оплетали цветные шнуры, унизанные разноцветными бусинками. Глаза, светлые, как небо у горизонта... Так странно было смотреть в них и не чувствовать взгляда.
Но Лабарту не удивился.
"Моя дочь родилась слепой, -- сказала ему Зимри-Айя, хозяйка острова. --Потому что отец ее -- человек. Я отдала ее в обучение к шаманам, в надежде, что это вернет ей зрение, но... Если хочешь -- говори с ней."
Девочка сидела молча, без улыбки, ждала. Этой весной ей сровнялось одиннадцать лет, так сказала Зимри-Айя. Но выглядела младше -- угловатая и хрупкая, знаки пробуждающейся женственности еще ее не коснулись.
-- Как тебя зовут? -- спросил Лабарту.
-- По-разному, -- тотчас отозвалась девочка. -- Люди зовут слепой колдуньей и ученицей. Пьющие кровь в глаза называют дочерью госпожи, а за спиной -- полукровкой.
-- Нет. -- Лабарту покачал головой. Так трудно было говорить с этой девочкой. Она словно ускользала, невозможно было ощутить ее, как невозможно было встретиться с ней взглядом. -- Я спросил о твоем имени.
-- Отец назвал меня Тини, -- сказала она. -- Мое имя Тини.
Отец. Человек, от которого хозяйка Дильмуна родила этого ребенка. Полукровку. Но полукровки всегда ущербны в чем-то.
Плата за любовь к человеку.
-- Тини, -- проговорил Лабарту. -- Я расскажу тебе, зачем пришел.
Девочка кивнула и вновь запрокинула голову. Из зарослей выпорхнула бабочка, желтая с черными прожилками. На миг опустилась на обнаженное плечо Тини и тут же взлетела вновь. Та чуть приметно улыбнулась.
А Лабарту продолжил:
-- Когда-то очень давно, еще до резни и потопа сюда приплыл хозяин моих родителей, Намтар-Энзигаль. Я знаю, что он владел колдовством и не скрывал этого от людей. Может быть, от своих наставников ты слышала о нем?
-- Нет, -- ответила Тини. -- На Дильмуне не было мудреца с таким именем. -- На миг она замолкла, словно припоминая что-то, а потом заговорила вновь. -- Все знания, которые есть у народа Дильмуна, нам даровала мудрая женщина. Никто не знает, откуда она пришла, один говорят -- из моря, другие -- с неба. Многие дюжины лет провела она здесь, на острове, а когда научила людей всему, что знала, ушла, и никто ее больше не видел.
Лабарту улыбнулся, не чувствуя ни удивления, ни разочарования. Прошло, должно быть, уже две тысячи лет с тех пор как он приплыл сюда... Людская память коротка, неужели ты и правда надеялся, что кто-то помнит о нем?