Рубашка промокла от пота, потолок, казалось, стал ниже. Не глядя по сторонам, Лабарту вышел из дома.
Миновал двор, полный спящих людей, -- кто-то приподнялся, окликнул его, но Лабарту лишь махнул рукой и пошел прочь. Даже на пару слов сейчас не было сил.
Город спал. Ветер доносил привкус морских волн и еле приметный запах тростника и асфальтовой смолы -- запах кораблей. Гавань совсем рядом, за опустевшим рынком, и людей там много, стоит лишь немного пройти...
Я хочу убить. Мысль была ясной, как полночные звезды. Выпить кровь до последней капли, чужой жизнью смыть память о боли. Мне не нужны жертвы, я хочу убить.
Лабарту ускорил шаг. Город казался нереальным -- ночная сказка, теплый воздух, южный берег... Но настоящим было лишь северное море, то, возле которого умерла Кэри, оставив после себя лишь пустоту и пепел.
Я кровью залью эту память и сны.
Сны о том, что случилось на севере. О тех, кто не считал зазорным пить кровь себе подобных. О тех, кто связал его колдовскими путами и сделал жертвой в храме солнца.
Они пили мою кровь. Там, в путах холода и жажды, что-то сломалось внутри меня и никогда не восстановится, мне никогда не стать сильным. Но я жив, потому что Кэри... Потому что Кэри пришла и...
Из-за дома вышел человек, остановился на углу, потянулся, зевая. Лабарту зажмурился на миг -- так ярко вспыхнула вдруг огненная сеть под кожей ночного прохожего. Мысли исчезли, словно и не было их, и Лабарту не стал медлить.
2.
-- Его нельзя оставлять здесь, -- сказал хозяин гостевых покоев. На висках у него выступили капли пота -- солнце поднялось высоко, и тростниковый навес не спасал от жары. -- Злой дух, что в нем, может накинуться и на других. Потому...
Лабарту отвернулся и, не слушая, опустился на землю возле Адад-Бааля.
Тот лежал у стены, в узкой полосе тени. То ли сон владел им, то ли тяжкое забытье -- веки подрагивали, на щеках горел лихорадочный румянец. Лабарту коснулся его руки -- она была горячей, как кирпичи, нагретые солнцем.
Болен.
Подарок Илку, раб, предназначенный в пищу, с трудом дышал, и кровь его превратилась в отраву.
Жрица на корабле предрекла ему смерть, и я думал... Но я ни сделал еще ни глотка из его жил, но вот болезненный жар сжигает его тело. Но...
Лабарту поднялся.
-- Где у вас заклинатели, изгоняющие духов болезни? -- спросил он. -- В какой храм отнести его?
-- Не в храм, -- покачал головой хозяин гостевого двора. -- Слишком тяжко он болен. Если кто и сможет помочь, так только мудрые люди, что живут на холмах за городом.
Те, кому отдана на обучение Тини-полукровка... Она сказала: "Потопа не будет", дар провидения в ее крови. А раз так -- предсказания старухи ложны, Адад-Бааль будет жить.
-- Кури! -- крикнул Лабарту.
Рослый раб поспешно обернулся на зов, и в тот же миг Лабарту ощутил движение в стороне -- словно закатный луч качнулся в водах канала или теплый отблеск заиграл на краю медной чаши.
У ворот стоял пьющий кровь. С виду -- молодой ловец жемчуга, высокий и гибкий, без украшений, в простой набедренной повязке. Но он и вправду был еще юн, не стал сам себе хозяином. И, должно быть, оттого медлил в нерешительности, не подходил.
Лабарту сказал рабу, что следует делать, и направился к ждущему экимму. Тот приветствовал его, как старшего и тут же выпалил, не дав произнести ответных слов:
-- Госпожа велела отыскать тебя. Сказала: "Пусть он немедленно придет ко мне".
-- Немедленно? -- повторил Лабарту. Зачем он мог понадобиться хозяйке Дильмуна?
Посланник опустил глаза. Казалось, он ждал ударов или гневных слов.
-- Она послала меня за тобой, -- проговорил он и отступил на шаг. -- Об остальном она скажет сама.
-- Хорошо, -- кивнул Лабарту. -- Идем.
3.
Вода струилась, прозрачным водоворотом утекала в отверстие в полу. Чистый источник -- такой ключ в земле Шумера назвали бы благословением и даром богов, относились бы с величайшим почтением. "Благодарим за милость, за сладкую воду", -- такие слова говорят люди, и лишь затем черпают желанную влагу, наполняют кувшины и утоляют жажду.
Лабарту оторвал взгляд от искрящейся воды и сказал:
-- Я делал все, как велит закон, не нарушил ни одного правила. Пришел к тебе, и ты разрешила мне пить кровь. В чем моя вина?
-- Я не обвиняла тебя, -- ответила Зимри-Айя. -- Я спросила, почему ты убил.
Ничем хозяйка Дильмуна не походила на свою дочь. Держалась отстраненно, словно между ней и Лабарту стояла невидимая стена. И одета была как царица: тонкое платье сколото на плече лазуритовой застежкой, руки унизаны золотыми и серебряными браслетами, в ушах качаются длинные серьги. Да и двор, где принимала она гостя, походил на царское жилище. Журчащая вода, мягкие подушки, вино в каменных чашах...
Лабарту не знал, кем была для людей Зимри-Айя. Наследницей большого имения? Женой богатого торговца? Лабарту привели сюда тайно, впустили через заднюю калитку. Что ж, в первый раз он не спросил, а теперь не время для вопросов.
-- Я хотел выпить все, до последний капли, -- сказал Лабарту. Зимри-Айя вскинула голову, тихо звякнули серьги. Казалось, думала что-то сказать, но промолчала. -- Разве ты сама не знаешь? Если выпить жизнь вместе с кровью, обретаешь особую силу. Даже раны, нанесенные серебром, заживают легче, и разум проясняется, даже если жажда владела тобой несколько дней.
-- Ты был тяжело ранен? -- спросила хозяйка Дильмуна. -- Или жажда была так сильна?
Голос ее звучал ровно, но смотрела холодно. Как такое может быть, что золотисто-карие глаза стали похожи на осколки льда?
-- Нет, -- ответил Лабарту. Как объяснить? Что она может знать о тьме и отчаянии, сковывающем душу? Ночью лишь кровь может смыть воспоминания о боли, да и при свете дня кровь -- лучшее лекарство. Но Зимри-Айя сидела неподвижно, ждала, и Лабарту продолжил: -- Я не был ранен, и жажда только пробудилась. Но мне приснился плохой сон, и оттого я должен был...
-- Плохой сон?! -- Хозяйка Дильмуна хлопнула ладонью по столу, и чашки подпрыгнули от удара. Вино расплескалось, потекло по светлому дереву. -- Из-за плохого сна ты убил человека?!
-- И что такого? -- Лабарту мотнул головой, отбрасывая волосы с лица. -- Он человек, его кровь -- наша пища, ты дала мне разрешение...
-- Я не знала, что ты станешь убивать! -- воскликнула Зимри-Айя. От холодной сдержанности не осталось и следа. -- Ты не был голоден, тебе и нескольких глотков бы хватило, но ты убил, просто так, ради своей прихоти!
-- Мне было нужно! -- Гнев закипал внутри, и Лабарту сжал кулаки, чтобы сдержаться. -- Я ничем не нарушил правил!
-- Правил?! Если бы ты не только знал правила, но и умел думать, то понял бы, о чем я говорю! Дильмун -- благословенная странна, пьющих кровь здесь много, очень много. Если все они начнут убивать, как ты, что будет тогда?
-- Ты меня не предупредила! -- Лабарту сам не заметил, как поднялся на ноги. Зимри-Айя смотрела на него снизу вверх, и, казалось, достаточно одного неосторожного слова, и она вскочит и ринется в драку. Но Лабарту уже не мог остановиться. -- Я -- гость на твоей земле, ты тут хозяйка. Откуда мне знать твои прихоти? В земле черноголовых я убивал, когда хотел, и никто из экимму не осудил меня!
-- Я подумала, ты умнее, -- проговорила хозяйка Дильмуна. Голос ее был тих, но в каждом слове звенел гнев. -- Но я ошиблась. Из-за таких, как ты и случилась резня в Шумере. И, быть может, именно из-за тебя!
Ярость вырвалась наружу, вспыхнула мириадами искр. Лабарту на миг закрыл глаза, крепче сжал кулаки.