Сколько раз уже кочевники вторгались в землю меж двух рек, знаешь ли ты, Син-Намму? А я видел и знаю: они схлынут, унося награбленное добро, а те, что останутся -- смешаются с черноголовыми. Сколько раз уже так было...
Лабарту глубоко вздохнул, поднял голову и мгновение стоял неподвижно. Корабельщик выжидательно смотрел на него. А кого видел перед собой? Без сомнений, -- человека, принимающего тяжелое решение.
-- Мы отплывем сегодня, как и собирались, -- сказал, наконец, Лабарту. -- Лишь немного промедлим. Вооружи гребцов.
Глава восьмая
Война
1.
Попутный ветер гнал по небу рваные облака, и серп луны появлялся и пропадал. Лабарту стоял возле мачты и то пытался отыскать в беспокойном небе хоть край созвездия, то вновь смотрел на приближающийся берег. Там мерцали крохотные искры -- огни факелов, зажженных возле причальных столбов. Глаза экимму различили их еще издалека, но прошло еще немало времени, прежде чем с первого корабля донесся крик: "Эреду!"
Кури и Нидинту сидели возле навеса и шептались. Ветер уносил обрывки фраз, но слух пьющих кровь, как и зрение, -- острый.
-- Илку говорил... жертвы живут дольше... -- Нидинту куталась в покрывало, тень среди теней. Кури же сидел прямо, и на коленях у него лежал меч. -- Но Адад-Бааль умер, и...
-- Такая судьба... ему предсказали...
-- Лабарту не пил его кровь... не оттого ли?..
Лабарту невесело усмехнулся, но не подошел, не прервал разговор. Они люди и жертвы, что они поймут?
Палуба качалась под ногами, корабли шли вперед, оседая и вновь взлетая на волнах. Все ярче горели огни на берегу, и уже видны стали очертания домов, пальм, холмов вдалеке... Темное по черному, ночной мир, неразличимый для людей.
Одна за другой в селенье завыли собаки, протяжно, надрывно.
Они чуют мой запах... Издалека...
Но не только собаки не спали в селенье. Вот уже и люди спешили по ночным улицам к морю. Да, видно и впрямь в этом селенье всегда найдутся те, кто станут ловить корабельные канаты, и в самый глухой ночной час придут торговцы с пивом и чистой водой для путешественников.
Син-Намму выкрикнул имена четырех гребцов, и те столпились вокруг него.
-- Мы скоро вернемся, Лалия, -- сказал корабельщик, обернувшись. -- И принесем вести от здешних людей.
-- Нет, -- возразил Лабарту. -- Я сам услышу их слова.
И спрыгнул за борт.
-- Лалия! -- крикнул Син-Намму.
Вода была теплой и темной, как небо. Лабарту зачерпнул ее, словно хотел попробовать на вкус, но спохватился и опустил руку. Добрался до мелководья -- волны здесь разбивались о колени, не выше -- и выбрался на берег.
Одежда прилипла к телу, вода текла с волос и рукавов рубахи, и повсюду был запах соли, запах моря.
-- Лалия! -- вновь позвал Син-Намму, поднимаясь на причал.
Следом на сушу выбрались и гребцы. Один из них встряхнулся и во все стороны полетели брызги.
-- Лалия, ты не воин, -- сказал Син-Намму, не скрывая досады. -- Зачем ты сошел с корабля?
Лабарту поднял руку, призывая к молчанию и указал на спешащих к ним людей.
Пока Син-Намму договаривался о припасах, Лабарту молча стоял рядом. Скрестив руки на груди, ждал. Собаки угомонились, затихли. Волны шуршали, морской ветер блуждал в мокрых волосах, соленая влага высыхала на коже. Но все чувства словно отступили. Лабарту слушал -- слушал голоса и чувства людей.
И за обычными словами и жестами ощущал страх.
Когда гребцы с провожатыми удалились в сторону деревни, старший торговец задержался. Свет факелов отражался в медных бляшках его пояса, метался в зрачках. И сам человек был объят беспокойством. Руки его непрестанно двигались, -- то он отбрасывал волосы с лица, то крутил кольцо на пальце, то просто указывал куда-то. И говорил.
Расспрашивать его почти не пришлось, он стал рассказывать сам. Мельком взглянул на Лабарту, а потом вновь повернулся к корабельщику и обращался к нему.
-- Ловцы жемчуга говорили, что вы должны приплыть. -- Голос торговца звучал тихо, но неспокойным был, как и бьющееся на ветру пламя. -- Но мы уже не думали... После вестей, что идут со всех земель, страшно пускаться в путь.
-- Что слышно? -- спросил Син-Намму. -- Где идет война?
-- Повсюду! -- Собеседник обернулся и указал вдаль, должно быть, в сторону устья Евфрата. -- Нет, до нас они не дошли, но все в страхе... Говорят, все селенья, что без стен, они взяли, и жгут все на своем пути, и убивают... Урук осадили, и Ларсу, а иные говорят, что и Аккаде. А Лагаш открыл перед ними ворота и сдался.
-- Осадили Аккаде? -- с недоверием переспросил Син-Намму. -- Что же войска лугаля?
-- Никакому войску с ними не справиться! Они как полчища саранчи, спустились с гор, переправились через Тигр, идут, и нет им числа!
...не справиться с ними. Они заполонят всю землю...
Голос слепой пророчицы, воспоминание яркое, как отражение солнца в воде.
И следом пришло понимание.
Сошли с гор, с гор Загроса и переправились через Тигр. Прошли по степи, где я жил столько лет... Бесчисленное войско, жгущее посевы и убивающее всех на своем пути, прошло по землям, где моя Ашакку...
Лабарту замер. Рядом, потрескивая, горел факел, люди продолжали разговаривать. Но слова отдалились и потеряли смысл.
Ашакку...
Но перед глазами -- лицо Кэри, утренний свет в ее серых глазах. А сам он связан и пошевелиться не может, но Кэри поднимает к его губам чашу, деревянную, полную крови. И говорит: "Пей, мой хозяин!" И вкус этой крови -- вкус жизни. А Кэри -- как луч солнца, возрождающий, дарующий силы, и...
-- Нет, -- прошептал Лабарту и зажмурился. -- Нет...
Кэри умерла, но Ашакку жива. Я чувствую это и не могу ошибиться.
-- Лалия? -- Син-Намму тронул его за плечо. -- Что скажешь? Решение за тобой.
-- Решение? -- повторил Лабарту.
-- Да, -- кивнул корабельщик. -- Раз Лагаш захвачен, может лучше нам подняться по Евфрату? В Ниппуре разгрузить корабли и по суше караваном дойти до Аккаде?
-- Это безумие! -- воскликнул торговец. -- Повсюду эти дикари, а караваны - легкая добыча!
Мы поднимемся по Тигру... Чтобы быть ближе к степи, ближе к Ашакку. Чтобы придти ей на помощь, если она в беде.
Лабарту взглянул на Син-Намму и помедлил мгновение, словно размышляя.
-- Верно, -- сказал он наконец. -- Дикари не плавают на кораблях, и по реке путь безопасней. Вот мое решение: как уплывали из Аккаде, так и вернемся обратно.
2.
В воздухе витал едва приметный запах дыма, но разве осенью редки пожары? Люди трудились в полях, блестела вода каналов, стада спускались к водопою. И Лабарту уже готов был поверить, что этой земли не коснулась война -- пока не показалась впереди пристань Лагаша.
До полудня было далеко, зной еще не сковал землю, но гребцы обливались потом, ворочая весла в уключинах. Не было попутного ветра, а идти против течения Тигра -- непростая задача. Бурная, своенравная река не любит тех, кто с ней спорит. Но нужно торопиться -- скорее, скорее миновать Лагаш. Ведь лодки на пристани вытащены на берег, и не торговцы и не лодочники толпятся там. Нет, там стоят чужеземцы, солнце блестит на их шлемах, на бронзе щитов. А ветер с севера так и норовит прибить корабли к причалу Лагаша...
С пристани закричали. Слова терялись за плеском воды и скрипом уключин, но и так ясно, -- приказывают остановиться, прервать свой путь.
Лабарту обернулся к другому берегу, и ветер тут же отбросил волосы с лица, разметал и перепутал пряди.