-- Не бойся, -- повторила она. -- Потопа не будет.
-- Тини! -- Лабарту рванулся к ней, но тело не слушалось, стены клонились, не хватало дыхания. -- Я был прав, ты...
И не договорил. Я был прав, ты не умерла, не все предсказания верны, -- так хотел сказать, но не сумел. Ведь Тини осталась такой же, как в тот день, на Дильмуне, а это значит...
-- Ты умерла, -- прошептал он.
Девочка улыбнулась.
Тот жрец пришел из святилища... Должно быть, вдыхал дым тайных трав... А я пил его кровь, поэтому вижу...
Мысль распалась, утекла в темноту.
-- Я назвала твоих покровителей, мальчик, -- произнес другой голос, надтреснутый, старческий. -- Это Уту, Энки и Инанна. Что ты делаешь здесь, в доме бога Баб-Илу?
Старуха стояла возле Тини, -- куталась в темное покрывало, по краям его качались безмолвные колокольчики.
Мертвые... Я вижу мертвых... Значит...
Тени вокруг обретали форму, людские фигуры, бесчисленные, сколько хватало глаз, повсюду. Лабарту сжал кулаки, пытался вглядеться, узнать.
Тирид... Шебу... если вы здесь...
Чужая рука сжала его запястье, и прикосновение это было уверенным и легким.
-- Нет, мой хозяин, -- сказала Кэри. -- Пойдем со мной.
Все, что вокруг было, рассеялось, превратилось в обрывки мрака. Только Кэри стояла рядом, держала за руку, не отпускала, а впереди была распахнутая дверь.
-- Пойдем, -- сказала Кэри.
Лабарту кивнул, не в силах говорить, и вместе с ней перешагнул порог.
4.
Шагнул за дверь, -- и ветер ударил в лицо. От холода перехватило дыхание, и Лабарту не удержался на ногах, опустился на колени. Руки были в копоти, в пепле по локоть, но в земле, на которую опирались ладони, не осталось ни капли тепла.
-- Кэри...
Поднял голову, -- но никого не увидел рядом. Лишь ветер кидал хлопья сажи, путал волосы, рассеивал мысли.
Кэри...
Неба не было над головой, -- лишь клубы серого дыма, струящиеся бесконечной пеленой. А кругом, сколько хватало глаз, простиралась равнина, безжизненная, пустая. Ничего, -- только горький вкус и холод, пробирающий до костей.
Кэри?..
Лабарту поднялся, сделал шаг, другой. Пепел струйками стекал с одежды, а каждый вдох давался все труднее, мир темнел, прояснялся, темнел вновь.
Кэри... где я?
Только голос ветра был слышен, да шелест шагов, едва различимый. Потаенный страх рос в груди, в глубине сердца, и Лабарту знал, -- оборачиваться нельзя. Только прямо идти, смотреть только вперед...
Клинописные знаки всплыли перед глазами, и дальним эхом зазвучали голоса жрецов, повторяющих древние строки, снова и снова.
-- ...Войдя в этот дом, не выходят обратно...
-- ...В одну сторону путь, и закрыты ворота...
-- ...Пища здесь -- прах, и едой станет пепел...
-- ...Свет не увидят, сокрытые тьмою...
-- ...Двери с засовами пылью покрылись...
Стихли голоса, погасли клинописные строки, и Лабарту понял, что окончен путь, -- впереди стена, проломленная, закопченая, и в тени ее стоит человек, -- но очертаний его не разглядеть, сокрыт.
-- Это твой город, -- сказал стоящий в тени. Голос его был неразличим, как и сам он. -- Входи.
-- Мой город?.. -- Лабарту сам не заметил, как шагнул в пролом. Мимолетно коснулся стены -- копоть осталась на пальцах. -- Аккаде?..
Пошел дальше, мимо разрушенных домов, мимо следов пожара, по битым кирпичам... Знал, -- надо выйти на площадь, к храму.
-- Аккаде? -- повторил тот, что остался позади. И рассмеялся. -- Аккаде больше нет.
Вновь перехватило дыхание, а когда вновь смог дышать -- воздух стал горьким, соленым и горьким, словно с дымом смешали морскую воду. Боль обожгла, и вот уже нельзя шевельнуться, путы врезались в тело, дождь стучит по камням, и нет сил открыть глаза.
-- Кэри.., -- прошептал Лабарту, и не услышал себя за звуком дождя. -- Не приходи...
Вспышка ослепила сквозь зажмуренные веки. Лабарту рванулся, и заныли запястья, -- но пут не было, не было боли... Наощупь нашарил опору, прижался спиной к ней, и лишь тогда открыл глаза.
Запоздалый гром прокатился над городом. Тучи, тяжелые, низкие, клубились, ползли на запад. Струи дождя били в стены, вода стекала с волос, текла по лицу, одежда промокла насквозь.
Гроза...
Лабарту поднялся на ноги, медленно, держась за стену. Тело не слушалось, не желало верить в свободу, все еще оставалось там, где колдовские узы держат прочнее оков и терзают сильнее жажды.
Нет... Я знаю, где я. И здесь гроза...
Он стоял на уступе зиккурата, -- город лежал внизу, темный сейчас, едва различимый сквозь стену ливня. Тучи скрывали небо, но Лабарту знал, -- уже наступил рассвет, солнце встает, поднимается над крепостными стенами.
Обернулся на шорох шагов, готов был сорваться с места, ударить, бежать, -- ведь воздух все еще звенел и не отпускала память о боли.
Из галереи храма вышли двое младших жрецов.
Лабарту перевел дыхание, вновь запрокинул голову. Дождь был неистовым и теплым, и на вкус -- совсем не тот, что во сне.
Совсем не тот, что тогда...
-- Гроза, -- тихо сказал один из жрецов. Лабарту искоса взглянул на него. Человек стоял, подставив дождю ладони, словно пытался, но не мог удержать воду. -- Сколько лет не было такого? Должно быть, это знак...
-- Осада скоро кончится, -- согласился второй. -- И читающие по звездам говорили -- война не будет долгой...
Не глядя на них, Лабарту прошел мимо, в распахнутые двери, прочь от потоков воды и росчерков молний.
Тот дождь, что мне снился, -- добрым знаком быть не может.
5.
Тучи все еще скрывали солнце, когда во двор храма хлынула толпа. Исчезли уже следы дождя, вода ушла сквозь камни, впиталась в сухую землю, -- но то и дело слышался дальний гром и воздух был пронизан силой.
-- Закрывайте ворота! -- закричал начальник стражи. -- Больше никто не вместится в храм! Закрывайте ворота!
Лабарту стоял на лестнице, среди обитателей святилища. Здесь были писцы и жрецы, служанки и рабыни, -- смотрели вниз, на толпу, заполонившую двор, и вглядывались вдаль -- не горит ли город, не тянутся ли над крышами клубы черного дыма. Но впервые за многие дни воздух очистился от гари, и нигде не виднелись следы огня.
И все же, город пал, в этом не было сомнений.
Лабарту стоял, обхватив ладонями локти. Озноб бил его -- следы дурманящей крови, отпечаток безумных снов.
-- Царь сам отдал им Баб-Илу.., -- пробормотал кто-то неподалеку. -- Могли бы выстоять, продержаться, не так силен Элам...
Я хочу увидеть... тех, кто пришел взять этот город.
Лабарту обернулся. Дети его сердца стояли ступенькой выше. Зу, закутанная в покрывало, была неподвижна, и взгляд терялся в тени накидки. Ишби же переминался на месте, то смотрел на хозяина, то озирался по сторонам и вглядывался вниз.
Разве не должен я остаться здесь, в безопасности, рядом с теми, кого обратил?... Лабарту зажмурился на миг, но мысли яркими были, лихорадочными, обжигали. Но я хочу увидеть, что там, за стенами храма... Да, знаю, чего хочу, и сделаю так.
Заговорил -- еле слышно, так, чтобы лишь экимму могли различить его слова:
-- Выйду за ворота. Но буду рядом. Если нужен буду вам -- зовите, и вернусь немедля.
Не дожидаясь ответа, побежал вниз по лестнице.
Ворота с глухим лязгом захлопнулись, рассекая людской водоворот. Старший жрец и стражники кричали что-то, пытаясь успокоить толпу, но голоса их терялись среди гомона и шума.
Лабарту не оглядывался, спешил, но никто не остановил его, не задержал на пути к потайным воротам.