Раненых союзникам приходилось вывозить как можно быстрее, потому что агрессоры не проявляли никакого уважения к Красному кресту. Они бессовестно обстреливали лазареты из орудий, установленных на обратной стороне холма. Когда жертвой их снарядов стал водопровод, С-47 пришлось доставлять и питьевую воду. Пока нападавшие захватывали одну часть города за другой, патрули гурков ночью проскальзывали через руины, чтобы найти и забрать из разрушенных госпиталей все, что еще могло пригодиться, или чтобы подорвать отдельные особенно опасные пушки японцев. Ветераны Первой мировой войны уже говорили о новом Вердене.
Три недели город был полностью окружен. Лишь 18 апреля, на две недели позже того срока, когда 31-я дивизия согласно сообщениям токийского радио взяла его, свежим силам союзников , прибывшим через Димапур, удалось в первый раз прорвать кольцо окружения. За танками и саперами двигался срочно переброшенный Королевский Беркширский полк, элитная часть англичан. С их приходом не только была прорвана блокада, но и бывшие окруженные сами перешли в контрнаступление против укрепившихся на горах японцев.
Бородатые англичане, чернокожие африканцы, индусы в тюрбанах примкнули штыки. Одна горная позиция японцев за другой оказывались в руках союзников, иногда полностью выжженная из огнеметов. Генерал Мутагучи делал все, чтобы укрепить боевой дух своих войск и заставить их держаться. Он снова издал приказ по войскам, в котором говорилось: "Эта битва является решающей для успеха или неуспеха нашей войны в Азии!"
Она была решающей только условно, несмотря на все ожесточение, с которым велась. Ведь уже 14 мая союзники сначала выбили японцев с гор вокруг Кохимы. Они отошли по дороге и горным тропам на плоскогорье у Импхала, и именно там состоялась настоящая решающая битва, в которой понесшие большие потери, голодные и страдающие от плохого снабжения агрессоры были окончательно разбиты.
Младший капрал Томлин, как изгнанные из-под Кохимы японцы сделали небезопасной район Импхала. За ними начали охоту танки, когда они появлялись группами. Тем не менее, они все время просачивались и закреплялись на плоскогорье. Многие только выкапывали себе яму, чтобы упасть туда и умереть от истощения. Но другие стреляли, пока хватало патронов.
Понадобилось две недели, чтобы убить или изгнать последних разрозненных японцев. Целые подразделения совершили групповое самоубийство. Офицеры вспарывали себе животы мечом, совершая ритуал "сеппуку", простые солдаты выдергивали чеку из последней гранаты и ложились на нее.
У Крау, ставшего настоящим специалистом по использованию "базуки", не было много работы: у японцев почти не осталось танков. Нугунг за эти две недели собрал так много японских мечей, что вполне мог бы открыть целую лавку. Когда ему надоело тащить их все с собой, он их раздаривал. Девочек, за услуги которых он хотел бы расплачиваться таким товаром, в этой местности не было. союзники до начала боев эвакуировали большинство гражданских лиц.
Генералу Мутагучи пришлось признать, что его войска, отправившиеся в поход для завоевания Дели, самые сильные в Бирме, везде либо перешли к обороне, либо отступали. Голодные, оборванные, часто вооруженные лишь мачете, дрожащие от лихорадки и без уверенности в победе, они воевали теперь только ради выживания.
В Укхруле, между дорогой Импхал - Кохима и Чиндуином, им снова удалось закрепиться. Прошло некоторое время, прежде чем союзники их окончательно окружили. Пришлось доставить войска из Импхала. Части индийской горной артиллерии перевезли на мулах 100-мм гаубицы в разобранном виде через полдюжины горных цепей и установили их на позициях над Укхрулом.
Снова начался муссон с грязью, злыми москитами и гнусными пиявками, падавшими на солдат сверху из крон деревьев и сосавших их кровь. И снова в этой колонне шагал младший капрал Эрик Томлин и рядом с ним гурка Нугунг. Только теперь это было не отступление, а движение на юг. От Укхрула, где подразделения 17-й дивизии до середины июля крушили остатки японского сопротивления, по направлению к бирманской границе, на Чиндуин.
Они пробирались через туман, окутывавший землю как ватой, превращавший звуки во что-то невероятное, а соседа по колонне - в привидение. Внезапно прозвучали выстрелы. Томлин бросился с дороги в высокую слоновью траву. Он и так промок до костей и уже много дней лишь механически переставлял ноги, шагал, стрелял, жевал мясо из консервных банок - как заводная кукла. Но автоматическими его движения сделала не слабость, а вечно одинаковые усилия, однообразие грязи, влажности и тумана. Это сработал механизм защиты от перенапряжения, о котором вряд ли что-то знал кто-то из солдат.
Томлин мечтал о солнечной равнине с сухой травой, в которой поют цикады, а если уж о войне, то с молниями разрывов и с грохотом, непохожим на удар по барабану с плохо натянутой кожей
- Он сидит там вверху, - услышал он крик гурки, идущего с другой стороны тропы. Томлин осторожно поднял голову. А японец сделал ошибку, выстрелив снова. И он попал в маленького Крау, не успевшего спрятаться, потому что ему помешал длинный ствол "базуки". Но в этот раз Томлин заметил, откуда был выстрел и смог рассчитать, где именно спрятался японец. Медленно он перевел свой "стен" на одиночный огонь, прицелился, чуть высунулся из укрытия и нажал на спуск.
Японец упал на землю как зрелый плод. Нугунг оказался рядом с ним еще до того, как Томлин нагнулся к Крау и увидел, что тот мертв.
Они похоронили его на обочине тропы. Один солдат, хорошо знавший Библию, прочел молитву. Потом они двинулись дальше. Нугунг ругался:
- У этих типов даже нет веревки, чтобы привязать себя к дереву, но они не сдаются. Смерть Крау тяжело подействовала на него.
Томлин посмотрел на молодого стрелка, который со своего дерева мог бы справиться со всей 17-й дивизией: молодого, исхудавшего парня в лохмотьях, которые когда-то раньше были униформой цвета хаки. Без бороды. Винтовка проржавела. Они оставили его лежать до прибытия похоронной команды. Крау был одним из своих, ему отдали последние почести и его не забудут. Японцами занималась похоронная команда - еще один в длинном списке.
Томлин и его люди двигались вперед. Приказ гласил - никаких остановок до самого Чиндуина. Верховное командование союзников не ошиблось: отправившись на штурм Импхала, 15-я и 31-я японские дивизии подписали себе смертный приговор. Под Импхалом погибло около 50 тысяч японцев. Кто выжил, был деморализован и удивлялся уже тому, что солдаты союзников, которых японские офицеры представляли им как загнивающие продукты вредоносной цивилизации продолжали бои даже в условиях муссона.
Генерал Слим, командир 14-го армейского корпуса союзников приказал безжалостно преследовать отступавшего противника. Он спокойно выслушал сомнения лорда Маунтбэттена, не перетруждает ли он этим своих солдат.
- Сэр, - позволил он себе возразить, - моральное преимущество, которое получает армия, преследующая бегущего врага, весит намного больше всех неудобств марша. Это проверено уже очень давно, в том числе и мною лично. Если Вы не дадите другого приказа, я сам обращусь к моим солдатам с призывом вместе с авиацией раз и навсегда отплатить японцам за все и совершить при этом даже невозможное.
Маунтбэттен не собирался остановить армию в ходе ее победного марша. Куда больше беседовал он со Слимом об из следующем ходе.
Японцев сначала следовало выгнать за реку Чиндуин и продолжить атаки. Японцам нельзя было дать никакой возможности отдышаться, собраться с силами перегруппироваться. Разведчики сообщали, что противник севернее Мандалая, в центральной Бирме, собирает запасы для контрудара. Там подготавливались большие склады оружия, боеприпасов и нового снаряжения. Казалось, что японское командование полагало, что остатки отступающих из Индии войск смогут снова быстро переформироваться в боеспособные части, чтобы уничтожить предположительно измученных долгим маршем солдат союзников на Чиндуине.