— Чего тут высказываться, надо послать, и все! Больше мы ведь ничего и не можем!
— Надо написать в газету!
— Насчет правления надо написать!
— А при чем тут правление?
— Оно обещало всем обеспечить.
— Оно и обеспечило!
— А катер оно обеспечило?
— Обеспечило! — сердито крикнул Ривкин. — Катер послали, чтобы…
Он замялся и умолк. Берка лежал, теребил губу и посмеивался.
— Погодите! У меня есть предложение.
— Тише, ребята! Слово имеет Файвка.
— Вот что… Надо переправить пару лошадей так, без катера.
— На твоих штанах?
— Балда, чего лезешь?
— Тише! Дайте человеку сказать. Что ты предлагаешь, Файвка?
— Что я предлагаю? В прошлом году косили на Красной речке? Косили. Перевозили. Ну, чего вы на меня глаза таращите, как истуканы? Пока там выспятся и пришлют, можно несколько стогов сметать.
Ребята притихли. Вокруг дымового облака кружили и пели комары. Амур тихо плескался у берегов. Все смотрели на Ривкина и молчали. Ривкин наморщил лоб и сказал как бы про себя:
— Сокол переплыл бы, умный конь.
— Страшно рисковать! — говорит Златкин.
— Иди спать, если боишься. Я берусь переправить двух лошадей, — голову даю на отсечение!
— Ладно, Файвка, давай! Я еду с тобой! — согласился Ривкин. — Значит, так: мы едем и возьмем Сокола, Фрид отправляется в город, а здесь будут ставить копны.
Ребята растащили поленья по палаткам и комарникам, надымили и полезли в мешки спать.
Комарники натянуты на низенькие колышки, вбитые в землю. Кругом они обложены землею. Влезают в комарник через один приподнятый край, затем выкуривают дымящейся головней комаров и лишь тогда засыпают. Ребята спят сладко и храпят во все носовые завертки. После долгого трудового дня хорошо спится на берегу Амура. Но продолжается это блаженство недолго. Проходит час-другой, и в комарниках начинается возня, слышатся проклятья:
— Казалось бы, хорошо закрыли, а все равно поналезли!
— Мы так надымили, задохнуться можно, ни одного комара не осталось.
— Черт его знает! Будто нарочно напустили сюда комарья!
— А может быть… кто-нибудь пошутил…
— Поймать бы… Убью насмерть!
— Наверное, напускают. У меня был приподнят край… Надо следить! — говорит Манн, извиваясь от укусов.
Рядом с ним в комарнике лежит старик Брейтер.
— Вот смотрите, — кричит из комарника Манн, — этот старый кряхтун спит как ни в чем не бывало! Его и не кусают. Лежит спокойно…
— В могиле бы тебе так спокойно лежать, американский жулик! — кричит в ответ Брейтер и начинает стонать.
— Ребята, — говорит Манн, — надо следить! Я берусь следить.
— Болван! Чтоб ты подавился! — отзывается Брейтер.
Поехали за Соколом. Чтобы придать Ривкину бодрости, Файвка рассказывает о своем любимце.
— Помнишь, Ривкин, — начинает он и покатывается от хохота, — помнишь историю с варениками? Нет, ты не помнишь. Послушай. Это было как-то в выходной день. Приготовили вареники. Мы лежим на траве возле столовой, как голодные собаки возле мясной лавки. У ребят слюнки текут, а Зелда, чтоб ее черти взяли, не хочет кормить, пока все не будут готовы. Хоть режь ее, не хочет дать попробовать хотя бы один вареничек! А в миске уже готовых штук сто! Лежат в масле, блестят… Лежим и мы. За каждым вареником, который она кладет в миску, следует проклятье. Но ничего не попишешь, не желает она давать, — приходится ждать. Лежали-лежали ребята и стали понемногу дремать. Я, как тебе известно, спать не люблю, особенно когда готовят вареники. Вот я лежу и вижу: с поля припожаловал наш Сокол. Сделает шаг и озирается, еще шаг сделает и оглядывается. Зелда стоит у огня и потеет. «Ой, думаю, этот молодчик вареники попортит!» Хочу крикнуть, да что-то не решаюсь: уж очень хитро он себя ведет, совсем как заправский воришка. «Ешь, думаю, на здоровье!» А Сокол подошел к миске, понюхал, вильнул хвостом и пожевал губами. Ну, в общем что тебе сказать… Проглотил мерзавец все вареники до единого! Зелда подняла гвалт, схватилась за голову: «Ой, вареники!» А Сокол ушел с вымазанной мордой, хоть подавай ему салфетку — губы вытереть. Вот ведь до чего умный конь! — закончил Файвка и заработал веслами. Лодка пошла быстрее. Скоро они прибыли в Орловку.
Сокол и в самом деле прекрасный конь — стройный, с большими черными бархатными глазами и трепетными ноздрями.
Вся Орловка пришла смотреть, как упрямится Сокол, не желая входить в воду. Он стоит, смотрит просящими глазами и подрагивает ноздрями. Его вводят в реку, он пьет, а дальше идти не хочет, хоть убей! Кнуты свистят в воздухе, а он вырывает голову из узды и тянется назад.