Собрание открыл секретарь партийного комитета, товарищ Лева.
— На повестке дня один вопрос…
— Жратва! — подхватил кто-то из задних рядов.
Широкое лицо Левы расплылось в улыбку. Он закончил коротко:
— Да, насчет жратвы… Слово предоставляется товарищу Лейбману.
В зале стало так тихо, что Лейбман даже побледнел. Он, как всегда, подошел к столику с записной книжкой в руке, с той самой книжкой, в которой были записаны планы «гигантов»… Одним глазом Лейбман заглянул в свои записи и обратился к собранию.
— Странное положение создалось, — начал он с вынужденной улыбкой на лице, — в Волочаевском амбаре лежат продукты, которых хватило бы на всю зиму, а здесь с продовольствием довольно таки неважно… Вот, к примеру, лежат там полтораста мешков муки, а у нас здесь завтра уже не из чего будет печь хлеб.
— Завтра? — послышался чей-то удивленный возглас.
— Чего же ждали? — поддерживает другой.
— Ждали? Нет, не ждали… Натолкнулись на трудности, биробиджанские трудности… — Лейбман пытался отделаться шуткой.
Но собравшиеся не давали покоя:
— А что конкретно сделало правление?
— Почему до сих пор не построена своя база?
— Какие меры предприняты для доставки продуктов?
— Правление занято…
— …гигантскими постройками! — перебивают один другого.
— Надо писать в район!
— В Москву!
Лейбман чувствовал, что против него накапливается «порох», но он не ожидал, что этот «порох» уже сегодня взорвется.
Колокольчик в руке Левы надрывался.
— Дайте кончить! Все получат слово.
Нелегко было утихомирить разгоряченных людей. Стихло, когда после нескольких слов Лейбмана, которых никто не слыхал, выступил старый биробиджанец, конюх Мотель.
— Тихо!
— Спокойствие!
— Дайте говорить! — кричали колхозники один другому.
Мотеля любят. Все знают, как он увлечен работой, знают, что он человек простой, без задних мыслей — настоящий биробиджанец…
На Мотеле белая рубаха, подпоясанная тонким ремешком. Он тщательно умыт, прямые волосы аккуратно расчесаны на пробор. Девушки ревновали его друг к другу.
Мотель подтянул поясок.
— Ужасное безобразие, вот что! — Он замахнулся кулаком в воздухе, будто собирался ударить кого-то. — Четвертый год живу в Биробиджане, и ни разу еще не бывало, чтобы не хватало кормов. Если невозможно возить на лошадях, возят водой… Не могли до сих пор выстроить свой амбар? Но что делать, когда нашего председателя занимают только гиганты! Вот они вам, эти гиганты… Лошади стоят голодные.
— Что же ты предлагаешь? — перебил его Лева. — Скажи, что делать сейчас?
— Сейчас? Сию минуту?
— Да. Завтра нет ни хлеба, ни корма.
— Завтра? — Мотель обвел глазами собравшихся и сказал: — Завтра выходной день. Люди свободны. Пускай они пойдут в Волочаевку за продуктами и перенесут их сюда.
Скамьи с грохотом раздвинулись. Поднялся шум.
— Пустяки… Предложил тоже…
— Полный амбар продуктов!
— Потонем в грязи!
— Как это, на плечах таскать? — спросил недавно прибывший переселенец, и в глазах у него отразились испуг и удивление.
— Пускай правление идет!
— Запряжется и тащит!
— Пусть все пойдут, и правление тоже!
Долго не стихал шум. Люди, стоя между скамьями, обсуждали работу правления и завтрашний поход на Волочаевку.
Эльманы — пожилая пара — последними спустились с сопки к реке. Колхозник, руководивший переправой, раскричался на них;
— Скорее, что ли! Выбрались наконец!
— Идем, Мейер, идем скорее, видишь, мы последние! — Бейля тащила мужа за рукав.
— Быстрее садитесь! Не видите, что ли, дождем пахнет!
Лодочник, схватившись за весла, пересек реку. Он наспех привязал лодку к двум другим, прикрепленным к берегу, и весело крикнул;
— А ну, поворачивайтесь!
И зашагал по болотистой дороге. Эльманы поспешно следовали за ним.
Было тихое, хмурое утро. Тайга дымилась. Утренние ветерки гуляли по широкому простору, лаская дикие травы и листья вековых деревьев.
Тяжело было Эльманам догонять остальных.
— Скорее, Мейер, скорей, пойдем вместе со всеми, — упрашивала Бейля.
Выбиваясь из сил, ковыляли они по кочкам, торчавшим из болота.
— И к чему так торопиться? Что за спешка? — еле дыша, говорил Мейер. Наконец они подошли к задним рядам шагавших колхозников.
— О, реб Мейер!
— А, Бейля! И вы здесь?
— Идемте, идемте, пошли вместе!