1943 г.
Слово матери
Хана всю ночь не спала. С нетерпением ждала она наступления дня, и когда серый утренний свет заглянул в осколок оконного стекла, она поднялась с досок, служивших ей на старости лет ложем, взяла приготовленный с вечера узелок и направилась к двери. По дороге она оглянулась на холодные стены, и подбородок ее задрожал… Из всей семьи в живых осталась лишь она одна: фашисты убили ее старого, больного мужа, на глазах у нее изнасиловали двадцатилетнюю дочь и потом куда-то ее увели, — куда, Хана не знает до сих пор. Старшую дочь с двумя маленькими детьми изверги заперли в ее же, дочери, доме, а дом подожгли… Не иначе, как гитлеровцы придумали для нее самую страшную казнь — оставили ее жить… Хана переступила через порог. Дверь она не заперла, как бывало, и ставни не закрыла.
Дважды за последнее время солнце заглянуло в сердце Ханы: первый раз, когда наши войска изгнали фашистов из местечка, и во второй раз — совсем недавно, всего несколько дней тому назад, когда снова заговорившее радио принесло вести с Большой земли. В этот же день к ней постучался письмоносец и принес ей письмо от сына, бойца Шлемы.
Долго смотрела Хана на листок бумаги и ничего не видела. Буквы плясали, слова прыгали, перед, глазами плыли разноцветные круги. Когда она с большим трудом собрала воедино буквы и слова, Хана поняла, что сын еще ничего не знает о постигшем его горе: он писал своему расстрелянному отцу, посылал привет погибшей сестре и целовал сожженных племянников…
В письме было еще несколько строк, которые всколыхнули ее обессиленное сердце. Хана узнала, что Шлема находится совсем недалеко, всего в сорока с лишним верстах от местечка, и просит, чтобы младшая сестра Сара приехала к нему.
Хана решила повидать сына.
Путь казался ей не таким уж далеким. Хана хорошо знала эти дороги. За свои пятьдесят восемь лет она не раз ходила по ним. В этих местах она родилась и выросла, здесь рожала детей и здесь же их похоронила. Остался у нее один сын, Шлема. Где-то в этом лесу находится его лагерь.
Поднялось теплое, молодое весеннее солнце, и лес, совсем еще недавно дышавший страхом и смертью, сейчас манит к себе и пахнет юным днем, свежей травой, щавелем и полевыми цветами. У Ханы дух захватывает. Ей вдруг становится трудно идти. Хана присаживается отдохнуть на берегу мелкой речушки. На опушке леса, видит она, стоит красноармеец с винтовкой. «Это, наверное, один из Шлеминых товарищей», — думает Хана и прислушивается к учащенному биению своего сердца.
Она немного отдохнула, обмыла лицо свежей водой, перевязала платок на голове и перешла речку. Но не успела шагнуть к лесу, как услыхала возглас;
— Стой!
Хана испугалась и остановилась. «Батюшки, — подумала она, — неужели это немцы?» Сердце замерло от этой мысли. Она приложила руку козырьком к глазам и присмотрелась: нет, это красноармеец, свой красноармеец, и это он кричал: «Стой!» Все-таки, она пойдет. Чего ей бояться? Не станет же он стрелять в нее! И Хана направилась к красноармейцу.
— Стой, мамаша, здесь нельзя ходить! — снова услыхала она, но притворилась, будто не понимает. Ну что может случиться? Не было еще такого случая, чтобы красноармеец причинил зло старому человеку! Она остановилась только тогда, когда штык винтовки сверкнул у нее перед глазами.
— Стой, говорю, мамаша!
Только сейчас Хана поняла, что дальше идти нельзя.
Красноармеец, стоявший на посту, оказался на редкость неразговорчивым. Он ни слова сказать не пожелал: знает ли он Шлему или что-нибудь о нем, есть ли здесь такой или нет. Он ее остановил, спросил удивленно, куда она идет и как она попала сюда, и, очевидно, для того, чтобы попугать птиц в лесу, подняв винтовку, выстрелил в небо. В ответ на выстрел сразу же прибежал красноармеец с красными петличками на воротнике. Красноармеец с винтовкой вытянулся перед ним в струнку и указал на Хану: поймал, дескать. Хана посмотрела на обоих, но ничуть не испугалась и сразу же спросила у старшего, не знает ли он, где находится ее сын. Она назвала фамилию — Шлема Фрадкин, сказала, откуда он родом, рассказала, сколько времени он служит в армии и что он был ранен в левую ногу выше колена. Старший ей тоже не ответил, но улыбнулся, и от этой улыбки у Ханы стало сразу на сердце теплее. Красноармеец с петличками привел ее в будку, вытянулся перед каким-то очень большим начальником и отрапортовал:
— Товарищ комиссар, пост номер такой-то задержал вот эту гражданку, которая пришла сюда, чтобы, по ее словам, повидаться с сыном!