Единственный белый дом на ней утопает в зелени и кажется дворцом.
Всходит свежее, теплое солнце и освещает сопки.
Мейер Рубин сияет. Он озирается по сторонам и наслаждается:
— Что ты скажешь, Файвка, красота какая!
Файвка не отвечает. Он сидит на косилке, его голова медленно опускается на грудь, он поднимает ее и смотрит на воду.
Ребята, собираясь вздремнуть, укладываются на баркасе, устраиваются на косилках, на возах, на ящиках и бочках: прошлую ночь не спали. Пожилые люди, живущие по соседству со столовой, где происходил вечер, всю ночь стонали: «И откуда у них столько сил — всю ночь гулять?» Потом пришлось лезть в воду и основательно поработать, пока машины и возы были погружены на баркас и пока снарядили Ривкина и его бригаду, которая на лошадях отправилась к Амуру. Вот сейчас и отдыхают на возах, храпят на ящиках, а мотор хлопает по воде и тащит храпящий баркас.
Мейер Рубин и Файвка не спят. Оба сидят на косилках, смотрят на воду и молчат. Солнце сушит мокрые штаны на коммунарах. Файвка, которому на вид лет тридцать, а на самом деле не больше двадцати трех, одним глазом косится на Рубина.
— Скажи, пожалуйста, благородный юноша, почему у тебя штаны не мокрые? Ведь и ты в воду лазил? — спрашивает он, поглядывая на зеленые летние брюки Рубина и на его белую рубашку с открытым воротом.
— Вот они висят, мои брюки. Я надел другие, — неохотно отвечает Рубин.
Оба умолкают и снова косятся друг на друга. Файвка смотрит на причесанную голову Рубина, на его чистую и аккуратную одежду, на белую шляпу, а Рубин смотрит на помятую шапку Файвки, из-под которой висят пряди волос, на его плохо выбритое лицо, на расстегнутую рубашку и на мокрые штаны. «Не любит он меня», — думает Мейер, он это чувствует и во взгляде и в молчании Файвки.
Рубин склоняет голову на руку и после минутного раздумья начинает будить Файвку, успевшего задремать.
— Файвка, Файвка, послушай-ка!
— Не мешай спать! — ворчит Файвка.
— Успеешь выспаться, день велик. Скажи, ты давно в коммуне? Ведь ты, кажется, один из первых биробиджанцев?
— Четыре годочка, — отвечает Файвка, не открывая глаз.
— На сенокосах бывал здесь?
— Четыре раза.
— И хорошо умеешь косой работать?
Вместо ответа лицо Файвки расплывается в улыбке. Рубин уже слыхал, что Файвка лучший косарь, что его никто догнать на косьбе не может, и Мейер думает, как хорошо было бы ему сравняться с Файвкой, показать, что и он на что-то годится, тогда уж никто не скажет, что он здесь только гость. Рубин повторяет мысленно ответ Файвки: «Четыре раза», — и думает, что ему, учившемуся одно время в техникуме, но никогда в руках косы не державшему, непременно надо с ним сравняться. Он закусывает губу и снова обращается к Файвке:
— Давай заключим соцдоговор!
— Что такое?
— Социалистический договор!
— О чем? — спрашивает Файвка.
— О том, что за эти две недели мы сравняемся, хоть ты уже четыре раза работал на сенокосе и считаешься лучшим косцом в коммуне, а я косы в руках не держал.
Файвка выпрямился, открыл второй глаз и оглядел Рубина с головы до ног.
— Эх! — воскликнул он, спрыгнув с косилки. — Давай руку, благородный юноша, пиши договор!
Мейер Рубин сел писать.
Днем, когда катер уже пересекал Амур, а вдали виднелся Хабаровск, коммунары обсуждали договор между Рубиным и Файвкой. Все были уверены, что Рубин проиграет. Берка подшучивал:
— Не выдержишь. Ведь ты никогда сена не косил! В машинках да в моторчиках ты еще можешь кумекать, а на Амуре…
— Пускай себе, не все ли тебе равно.
Берка! А вдруг он одолеет? Ты не забывай, что он из Ленинграда приехал, а не из Монастырщины. Кто знает, а вдруг… — притворялся спокойным Файвка.
Берка стоял с горшочком сметаны в руках и весело поглядывал вокруг маленькими глазками. Он обмакнул кусок хлеба в сметану, сунул его в рот и проговорил:
— Тихо, тихо! Знаете что? Договор этот надо напечатать в газете, в «Биробиджанской звезде»! Пусть все будет, как полагается, не просто клочок бумаги…
Он вызывающе смотрел на Рубина.
— Хорошо! — согласился Рубин. — Хорошо, можно напечатать. Договор — это не просто бумажка, ты прав, Берка, прав!
На Рубина смотрели как на человека, который опростоволосился.
— Ты, наверное, не выспался! — сказал Берка с усмешкой.
— Нет, не спал, — отрубил Рубин.
— А лучше бы поспал, — закончил Берка.
Рубин куском хлеба вымазал остатки сметаны со стен горшочка.
Катер тяжело дышит. Издалека приближается большой железнодорожный мост.