Принесли Андрея Ивановича на носилках и усадили на кресло, по указанию государыни, подле её изголовья.
— Потревожили тебя… Андрей Иванович… по нужному делу… — с обычной фразою обратилась к нему Анна Ивановна. — Просят меня все назначить… правителем Эрнста… видно, чуют близкую смерть мою…
— Ни единый из верных рабов, всемилостивейшая государыня, не дерзает помышлять о таковом злоключении. Все мы пребываем в крепком уповании на милость Божию, что она продлит драгоценную жизнь вашего величества ещё на многие и многие годы, для счастья всех нас, но политические комбинации вынуждают иногда постановлять ордеры и на такие случаи, кои потом и не осуществятся…
— Ты бы изготовил мне завещание, Андрей Иванович, — перебила государыня красноречивые излияния вице-канцлера.
— Проект изложения воли вашего величества мною уже сочинён пунктуально, как требует обычай, — доложил Андрей Иванович, вынимая из кармана бумагу.
Замечательно, что имя герцога не было упомянуто ни государынею, ни её вице-канцлером, но оба понимали, о ком должно быть распоряжение.
— Скоро же… — заметила императрица, — а кто писал завещание?
— Я, нижайший раб вашего величества…
— Хорошо… я рассмотрю… — закончила государыня, засовывая завещание, не прочитав его, под подушку.
Андрея Ивановича унесли, а императрица, во всё время полусидевшая в постели, опираясь спиною на подушки, спустилась с них и улеглась, как будто желая заснуть.
Больную навещали по нескольку раз в день принцесса Анна Леопольдовна с мужем и почти каждый день цесаревна Елизавета Петровна. Обыкновенно они, боясь утомить, не засиживались долго, особенно цесаревна, с которою государыня вообще обращалась сдержанно; заметно было, что прежнее нерасположение и подозрительность в их отношениях не исчезли.
С племянницею и племянником больная разговаривала приветливо, а в последние дни в обращении её с ними даже замечалась особая нежность. Из приближённых же один герцог Эрнст бывал постоянно при ней, почти не отходя от постели. Государыня любила принимать лекарства из его рук и каждый раз посылала за ним, когда он хотя на короткое время уходил в свои апартаменты. Она охотно разговаривала с ним, насколько позволяли силы, но разговора о завещании не начинала. Боясь, как бы завещание так и не осталось неподписанным, и объясняя уклончивость императрицы нежною её привязанностью к племяннице, герцог решился войти с принцессою в компромисс. С этой целью он поручил барону Менгдену переговорить с принцессою, обещать ей всё, что она пожелает, и внушить, что из собственных выгод она должна просить тётку о назначении регентом его. Молодая женщина благородно отклонилась от странного предложения:
— Я никогда не вмешивалась в государственные дела и не позволю себе этого при настоящих обстоятельствах. Жизнь императрицы, конечно, находится в большой опасности, но я надеюсь, что, при помощи Божией, она ещё оправится. По моей любви к ней я не желаю думать о близости её смерти. Впрочем, имея совершенно свободный доступ к императрице, герцог может и сам достигнуть исполнения своих желаний, как достигнул он назначения наследника престола. Я же, со своей стороны, — закончила принцесса, — беспрекословно покорюсь воле государыни и буду повиноваться всему, что ей угодно будет постановить.
Точно такой же ответ дала принцесса и на просьбу об её ходатайстве депутации, будто бы от собрания государственных чинов, а в действительности устроенной тем же услужливым бароном с неутомимым Бестужевым.
Между тем силы государыни заметно с каждым днём истощались; она начинала чувствовать крайнее изнеможение даже от самого непродолжительного разговора. Кровохарканье усилилось, несмотря на все предпринимаемые медицинские меры, а боли в пояснице исчезали только на редкие и короткие промежутки.
В одну из таких спокойных минут государыня, лежавшая с закрытыми глазами, вдруг приподнялась и спросила герцога:
— Эрнст… ты хочешь быть регентом?
Герцог, вместо ответа, целовал её руки.
— Я не советую… тебя погубят… возьми деньги и поезжай в Курляндию… где нам было так хорошо…
— Нет, государыня, я никогда не оставлю место, где будете вы… Курляндия спасти меня не может: разве не достигнут туда мои враги?
— Хочешь?.. так позови Андрея Иваныча…
Пока герцог уходил для распоряжения о посылке за вице-канцлером и о сборе в соседней комнате высших государственных чинов, в опочивальню вошли принцесса Анна и принц Антон. Увидя их, Анна Ивановна сделала лёгкое движение рукой и закрыла глаза. Принцесса опустилась на колени, целуя руки тётки, а принц Антон остановился на другой стороне, обдумывая, какое же следует принять положение при таких странных обстоятельствах.
Досада выразилась на лице герцога, когда он, воротившись, увидел новых гостей, присутствие которых могло опять остановить государыню. С нескрываемою грубостью он оттолкнул принца и встал на его место.
Скоро послышались тяжёлые шаги гренадёров-носильщиков. По знаку герцога принц пошёл отворить двери, и Андрея Ивановича, как и в первый раз, опустили на кресло подле постели.
— Императрица желает говорить с вице-канцлером, и потому не угодно ли вашим высочествам удалиться, — проговорил герцог, обращаясь к принцу и принцессе.
Принц Антон покорно исполнил приказания, удаляясь с озабоченным видом, как бы не наделать стука, но принцесса не слыхала или не обратила внимания на слова Бирона.
— Так как её величеству благоугодно отдать мне приказание по государственным делам, то не соизволите ли вы временно удалиться, ваше высочество, — обратился к принцессе Андрей Иванович.
Анна Леопольдовна, горячо прижавши лицо к руке тётки, как будто отдавая себя её покровительству, встала и гордо вышла.
По её уходу Анна Ивановна обратилась к графу:
— Я решилась… — высказала она едва слышно, — прочитай… Андрей Иваныч… духовную…
Неизвестно, поняла ли императрица содержание своего государственного акта, вероятно, она даже не слыхала его, по крайнему упадку сил, но, по окончании чтения, изъявила желание подписать его. Придвинули стоящий подле её изголовья столик, на котором, с помощью герцога, поддерживавшего пуку, императрица нетвёрдою рукою подписала своё имя[34]. Подписанный акт, по указанию её, положили в шкаф с драгоценными вещами, стоявший недалеко от постели.
В это время в соседнем апартаменте собравшиеся кабинет-министры с первейшими сановниками государства с нетерпением ожидали окончания аудиенции, и как только показались носилки графа, все окружили их с одним вопросом: назначен ли правитель?
— Государыня соизволила избрать регентом его высочество владеющего герцога курляндского и семигальского, — сообщил вице-канцлер.
Вслед за тем вышел и сам герцог с гордым и сияющим лицом.
— Её величество императрица, — обратился он к государственным чинам, — поручила мне благодарить вас за ваше усердие к пользам отечества и обещала каждому оказать знаки своего благоволения, как только получит облегчение от болезни. А я, господа, — с особенной торжественностью добавил он, — с признательностью говорю вам: вы поступили, как римляне!
Болезнь Анны Ивановны входила в свой последний период, предшествующий агонии. 17 октября государыня лишилась движения левой ногою и свободного владения языком, но сохранила во всё время, до самой смерти, сознание. После полудня к ней пришли принцесса Анна с Антоном-Ульрихом; государыня с любовью благословила обоих и просила молиться о себе. Около девяти часов вечера она почувствовала сильные судороги, ослабившие её до того, что она только знаком могла приказать привести своего духовника, придворных священнослужителей и певчих для совершения последнего религиозного обряда.
По исполнении отходной молитвы государыня подала знак, что желает проститься со всеми приближёнными, находившимися в то время во дворце. Вошли фельдмаршал Миних, граф Левенвольд, Никита Юрьевич Трубецкой и несколько придворных. Когда подошёл к императрице Миних, она узнала его, слабо улыбнулась и едва слышно, дрожащим голосом проговорила: «Прощай, фельдмаршал, — прочих лиц, кажется, не узнала, но всем вообще сказала: — Прощайте, прощайте…» Начались снова судороги, с жестокими острыми болями, в продолжение которых государыня страдала, находясь уже в бессознательном состоянии. Её соборовали маслом и кропили святой водою до последнего вздоха. Государыне было сорок шесть лет.
34
Этим актом Эрнст-Иоганн Бирон, герцог Курляндии и Семигалии, был назначен регентом до совершеннолетия императора, то есть до семнадцатилетнего его возраста, с полной властью управлять как внутренними, так и внешними делами империи, заключать договоры и союзы, распоряжаться содержанием войск и жаловать награды за государственные заслуги; на герцога же возлагалось попечение о воспитании малолетнего государя. В случае смерти назначенного наследника до совершеннолетия или бездетным престол должен был переходить к его братьям, рождённым от принцессы Анны Леопольдовны, по старшинству лет, но если бы все эти братья скончались бездетными, то тогда предоставлялось регенту с первейшими сановниками государства избрать наследника по их усмотрению. Содержание императорской фамилии предоставлялось назначению герцога. Таким образом, цесаревна Елизавета Петровна, на основании этого акта, совершенно устранялась от престола.