***
Еще вчера я не подозревала, что значит, когда от тебя зависит чья-то жизнь. Последний месяц моей жизни напоминал американские горки, и раньше был взлет, а сейчас я без страховки летела в пучину ада, который радостно раскрыл свои врата. Вертолет-таки прилетел и забрал нас. На базе уже никто не ждал нашего возвращения, но еще больше они были удивлены тому, что мы смогли найти выжившего ученого. Доктор Уайалд рассказал им ту же историю, что и нам. Наше начальство предложило любую помощь, но доктор уверил, что нужной аппаратуры быть здесь не может и ему срочно надо добраться до зараженного города. Сначала хотели составить новую команду, которая сопроводит меня и Уайалда, но никто с этим не был согласен. Громче всех выступали Хэлмитон и Арчи. Странно, насколько эти двое могли быть убедительными вместе. Правда, никто чрезмерно не расстроился, узнав, что Лиз заражена и скорее всего не выживет. Все отреагировали на данную реакцию однозначно - они уже давно свыклись с тем, что ты становишься расходным материалом, если не имеешь уникальности. Но не я. Я просто встала и ушла, не желая слушать ничего более. Я была измотана, все, что я делала на базе, уже было выше моего предела. Я была рождена, чтобы сгинуть в первой волне заражения, а не дожить до того момента, когда будет найдена сыворотка, причем с моей подачи. Это было слишком для меня. Я не хотела видеть никого. Мне требовалось одиночество, как тонущему нужен воздух. Зайдя в общую душевую, я с облегчением не обнаружила там никого. Скинув грязную одежду и оставляя следы на полу, я забралась в одну из кабинок и включила воду. Горячие струи заскользили по уставшему телу, смывая грязь и кровь. Порезы и царапины саднили, тело и ноги были покрыты синяками. В голове стало очень пусто, лишь нарастающий звон говорил, что мои нервы вот-вот лопнут. Слез я и не почувствовала из-за стекающий по лицу воде, лишь жгучее желание оказаться дома, рядом с отцом, рассказать ему о своих проблемах и поймать ободряющий взгляд, почувствовать его немую поддержку. Упиревшись лбом в холодны кафель, я обняла себя за плечи и заплакала, так как никогда не плакала до этого. Отчаяние, боль, непомерная ноша - все это было слишком для меня, ведь мне было всего восемнадцать лет. Но настойчивый голос в голове лишь надменно рассмеялся: "Два с половиной года из которых ты выживаешь. Тебе не привыкать брать на себя больше, чем ты можешь позволить, тогда в чем смысл истерик?" И, черт возьми, мой голос оказался прав в очередной раз! Выбравшись из душа, я завернулась в полотенце и подошла к зеркалу, висящему над раковиной. Мокрые черные пряди, с которых капала вода, свисали по обе стороны от лица, голубые глаза горели дикостью, щеки впали, на скуле был здоровенный синяк, плечи стали еще уже, на выпирающих ключицах царапины начали кровоточить мелкими струйками крови, смешивающимися с водой, стекая на полотенце. Я не была красивой, во всяком случае, красота эта была не очевидная, скорее странная. Развернувшись, я намеревалась подобрать одежду, но столкнулась с человеком, который зашел в общую душевую. Данте, конечно же. Порой мне кажется, что судьба дает мне какие-то шансы, толсто намекая такими встречами с Данте, но я как тупой баран этого элементарно не замечаю. - Примем душ вместе? - устало усмехнулся он, обходя меня стороной. Никаких двусмысленных взглядов, даже вопрос его был сказан для порядка, а не для намека. - Ты был у Вергилия? - да, я знала, что подобные вопросы заденут его за живое, и да, мне почему-то хотелось сделать ему больно. Глядя на Данте, всегда складывалось такое впечатление, что ему все по барабану. Даже если ему было больно, он делал все, чтобы люди не испытывали к нему жалости, лишь отвращение. Ведь именно это я испытала, когда он поцеловал меня пьяным в коридоре. - Нет, - просто ответил он, отворачиваясь от меня и начиная стягивать форму. Я не сдвинулась с места, глядя куда-то сквозь Данте, размышляя над коротким «нет». - Если ты хотела увидеть меня обнаженным, могла просто попросить, - предпринял он очередную попытку, наверняка надеясь, что я испугаюсь и умчусь. - Есть много вещей, которые куда приятнее тебя во всей обнаженной красоте, - сузив глаза, я выгнула бровь, бросая вызов. - Ты еще не видела достаточно красивых мужчин, - ответил он, снимая майку и оставаясь по пояс голым. Что ж, я должна признать, что оказалась не права: рельефная грудь и пресс с кубиками может переубедить даже меня. - Надеюсь, ты не о себе? - Надеюсь, ты готова к продолжению? - на губах Данте заиграла грешная улыбка, а руки потянулись к поясу брюк. - Я тебя умоляю! - закатив глаза, я поняла, что все-таки придется сдаться, но я вовсе не намеревалась вывешивать в качестве белого флага свое полотенце. - Я ухожу! И да, я действительно развернулась и собиралась покинуть душевую, когда пальцы Данте сомкнулись на моем запястье, резко разворачивая меня к себе. - Что же в тебе такого, Лекси? - его голубе глаза смотрели на меня. Он оказался слишком близко, было слишком жарко, я была чрезвычайно уставшей, поэтому я откинула голову назад и закрыла глаза. Его влажные губы коснулись моих, раскрывая их и проникая языком внутрь. Ладони смяли полотенце, практически полностью задирая его, а я не намеревалась препятствовать, потому что я была «слишком» по всем параметрам. Но свершилось невозможное. Данте отстранился и опустил голову мне на плечо, зарываясь во влажные волосы. Его плечи поникли, а руки на моей талии отпустили полотенце и сильнее прижали к себе. Ему требовалось утешение, каждому человеку нужен тот, кто сможет понять. Данте выбрал меня.