Галина Чередий
БИРЮК
ГЛАВА 1
— Они работают как надо? Уверена? — повертела я в подрагивающих руках прозрачный пакетик с десятком голубых таблеток, если честно, адски напуганная этим ужасным чувством жадного предвкушения внутри. — Прошлые не особо-то действовали.
— Да ладно? А на тебя глянув, я бы так не сказала, — ухмыльнулась Милана, оглядев меня с ног до головы. — По мне, так ты десяток кэгэ скинула с прошлой нашей встречи.
— Но этого недостаточно! — буркнула я, впихивая ей в ладонь пару крупных купюр.
— Ты смотри, чтобы перебора не было, — покачала она головой. — Знаешь, бывают же вещи, которых просто невозможно достигнуть.
— Намекаешь, что я родилась жирной коровой и другой быть мне не вариант? — вспыхнула я моментально.
Легко умничать, когда сама без труда выглядишь как недостижимый идеал. Идеал для моего Гошки, а значит, и для меня. Потому что черта с два я сдамся и смирюсь с тем, что стану уже совершенно нежеланна для любимого мужчины.
— Эй, не психуй! — отступила на всякий случай Милана. — Чтобы ты знала, повышенная раздражительность — побочка у всех этих пилюль. Не безопасные они ни хрена. Так что башкой подумай, стоит ли из-за мужика…
— Из-за мужика не стоит! — оборвала ее я. — А для мужа законного — да.
— Как знаешь, — пожала она острыми плечами, заставляя меня давиться от зависти при взгляде на ее выпирающие, обтянутые только тонкой кожей ключицы. На таких вот остреньких углах и зависал мой муж, я видела, хоть он и думал, что не замечаю. У меня-то там… м-да. — Но я бы не стала. Ни за что.
— Просто мужчина тот самый не попался еще тебе, — отшутилась я уже ей в спину.
Оставшись ненадолго в туалете кафе в одиночестве, уставилась в изрядно заляпанное посетителями зеркало, офигевая от вида своих расширенных зрачков и позволяя себе в полной мере осознать, как же я дико устала от всего. От этой вечной гонки за стройностью, в которой мне все не удавалось победить. От выжимания себя чуть не досуха на тренажерах, что не только было призвано добиться желанных форм, а точнее, их отсутствия, но и изгоняло эту зудящую непрерывно в последнее время неудовлетворенность, тоску по другой усталости, которая и не усталость вовсе, а сытая истома поющего после наслаждения тела. От боли в суставах и мышцах, что поселилась во мне и отпускала только после очередной чудо-пилюли. И душевная боль от того, что все время ловила Гошку за пристальным рассматриванием какой-нибудь суперстройняшки, которая изящнее, моложе, изысканней меня, тоже уходила с этим, как и голод с изнеможением. Открыла кран, вытрясла один голубой кругляш и запила его, запрокидывая голову, отдающей хлором водой.
Вернувшись за столик, Милану уже не застала и сама засобиралась поскорее из этого месторождения еды, что имеет неизбежное свойство цепляться на мои бедра и талию, тормозя на пути к мечте. При выходе на еще холодный по весне воздух меня сильно шатнуло, и только придержавший за локоть случайный прохожий не дал упасть. Извинившись, я заторопилась к машине. Надо заехать навестить отца. Еще одно ежедневное неизбежное испытание. Я его, конечно, безумно люблю, но в последнее время папа становится все невыносимее. Болезнь так сказывается, что ли? Или это просто уже возраст? Но при каждой встрече он буквально изводит меня одним и тем же.
— Господи, Алька, да ты все зеленее и зеленее! — возмутился он вместо приветствия, сурово сдвинув седые брови.
— Привет, пап, как ты сегодня? — будто и не замечая этого, поздоровалась я. По дороге в больницу меня уже изрядно попустило. Настолько, что могла улыбнуться ему, делая вид, что не знаю, как все пойдет дальше. Как всегда.
Смотреть на него, полусидящего на кровати в больничной, хоть вип-класса, но все равно наполненной аурой безысходности палате, с вечными капельницами и пикающими приборами — само по себе испытание. Чего уж говорить о споре с ним таким.
— Я сегодня так же, как и вчера. Умираю потихоньку, — огрызнулся он. — А вот ты, смотрю, решила тоже на тот свет отправиться.
— Ну пап! — вздохнула я, закатывая глаза и чувствуя при этом легкое головокружение.
— Что ты мне «папкаешь»?! — раздраженно продолжил он. — Ты себя в зеркале видела? Прозрачная почти и костями гремишь.
— Все я видела.
— Что, нравишься себе такой? Как смерть, ей-богу!
— Все со мной в порядке, — стремительно теряя терпение и подаренное препаратом хоть ненадолго чувство физического комфорта, отмахнулась я. — Быть стройным — признак здоровья, и это красиво.
— Алька, красиво — это когда от природы уродилась доска доской, и то на любителя. А ты у меня не той породы, ясно?! И этому своему альфонсику так и передай! Не прекратит тебе голову всякой херней с этим похудением забивать, я и из могилы встану и башку ему откручу!