Кудашев пожал Леночке руку, упрятанную в беличий мех, выше локтя.
– Какие объяснения могут быть на эту тему. Мы с тобой люди труда. Сегодня нам с тобой моего офицерского жалованья хватает и хватит с избытком. Могла бы быть офицерской женой – «ротмистршей» госпожой Кудашевой. Заниматься домом, детьми, теми же женскими шляпками… Но, случись что со мной, семье на пенсию не прожить. Нет у нас имений, и никогда не будет. Да и не по душе мне с батраков шкуры драть!
– Значит одобряешь?
– Значит одобряю. Святое дело. Есть дамы и княжеского рода, посвятившие жизнь работе сестрами милосердия.
– Знаю. А наша любимая Вяльцева? Тоже из Красного Креста, на японской в полевом госпитале работала!
Не заметили, как пришли на Андижанскую. Калитку открыла Татьяна Андреевна.
– Заходите.
Кудашев поцеловал Леночку.
– Завтра увидимся. Сегодня схожу, проведаю Владимира Георгиевича. Приболел он.
– Саша! Завтра с утра приходи обязательно. Примерка. Под венец пойдешь в новом мундире.
– Зачем в новом? И шведской работы еще не износился!
– Не выдумывай! Не пойдет на свадьбу мундир, стираный от крови и со штопкой против сердца. На стрельбище будешь в нем ездить! Завтра – обязательно!
ГЛАВА 18.
Рождество. Свадьба. Снова Красноводск. "Персидская экспедиция".
В Рождественский понедельник 25 декабря 1911 года в храме Святого Благоверного князя Александра Невского – полковой церкви Первого Таманского казачьего, что в расположении войсковой части в ауле Кеши близ Асхабада – венчались в законном браке рабы Божии Елена и Александр.
Елена Сергеевна в белом подвенечном платье и фате, украшенной белыми шелково-восковыми розами. Александр Георгиевич в новом – необъезженном – мундире с Крестом Ордена Святого Георгия четвертой степени.
Посаженной матерью у Леночки была Татьяна Андреевна, посаженным отцом – Максим Аверьянович.
У Александра Георгиевича посаженным отцом был его начальник – Георгиевский кавалер – Владимир Георгиевич Дзебоев.
И благословен был брак Елены и Александра.
И звонили колокола!
И был пир. Гуляла лихая русская казачья свадьба. Со скачками, со стрельбой, с лихими плясками, где острая сабля мельницей крутилась в крепких руках, а подкованные сапоги в присядке заставляли стонать сосновые полы и звенеть стекла в окнах!
На самом южном краешке Российской Империи!
В ночь на двадцать шестое молодожены ехали в отдельном купе первого класса пассажирского поезда Ташкент-Красноводск в город своего детства и юности на берегу Каспийского моря.
В соседнем купе впервые в жизни с комфортом расположились вахмистры Митрохин и Брянцев.
*****
Как бы ни хотелось Автору закончить эту главу и третью книгу романа фразами, вроде этой: «Они были счастливы. Прожили вместе долгую прекрасную жизнь и умерли в один день…»… Увы, не получается.
*****
Леночка успела всплакнуть, но Александр сумел ее утешить.
Под утро, все-таки, спросил:
– А что плакала? С юностью расставаться страшно было?
Лена целовала лицо своего мужа. Осторожно гладила еще свежий шрам на его груди.
– Глупый, глупый, глупый! О чем ты… С тобой расставаться страшно. Я же чувствую, все не так, как надо! Максим Аверьянович вернулся хмурым, неразговорчивым. Меня поцеловал, но ни разу не улыбнулся. Татьяна Андреевна плачет, не просыхает… Что происходит?
Помолчала, продолжила:
– А давай, ты уволишься! Как раз полгода впереди. Восстановишься в университете, защитишься. Будешь почтенным неподкупным судейским. Нам на жизнь хватит. Я нам мальчика с девочкой рожу. Сама фельдшером работать буду! Давай, а?
Александр молчал.
Леночка покинула его. Молча ушла на вторую полку. Накрылась одеялом, отвернулась к стене.
Кудашев тоже сменил ложе, влез к Лене под одеяло, обнял ее. Поцеловал в ушко. Лизнул его языком.
– Подлизываешься? – спросила Лена.
– Угу! – ответил Александр.
Лена резко отбросила одеяло, села на полке, свесив ноги.
– Отвечай, Кудашев, когда и куда ты едешь?
– Получу приказ, сообщу. Сам не знаю!