С двумя парами палочек мы разыграли желания: обломили две из четырех, и тянули, кто вытянет короткую. Обе коротких вытянула Гуля, расхохоталась и сказала, что еще подумает, какие желания загадать. Она так и ела этой коротенькой парой, а я смотрел на ее маленькие, изящные и в то же время сильные ручки, ловко управляющиеся с палочками. Ела она с жадностью голодного зверька, время от времени поглядывая на меня поверх огоньков свечей, улыбаясь, приговаривая: «М-ммм». Она откидывала время от времени челку со лба тем же резким движением головы, что и десять лет назад. Очаровательно.
— Ну, так ты надумала наконец? — поинтересовался я.
Она ловко кинула в рот еще кусочек и положила на тарелку. Опять встряхнула головой.
— Ты знаешь, Трев… ладно два, на самом деле мне нужно только одно… Одно-единственное желание.
И, вдруг вскочив с места, она убежала. Я выждал десять минут, а потом, оплатив счет, попросил официантку заглянуть в женский туалет. Она вернулась с известием, что леди будет через две минуты, и чтобы я дождался в холле. Улыбка официантки при этом была самая что ни на есть медовая. Ох уж эти влюбленные, было написано у нее на лице.
Я вымерял шагами узкий проход и дожидался Гулю. Мимо меня торопливо прошла стайка японских туристов — по всей видимости, в ресторан.
Интересно, чем они начищают свои очки, что те так сияют?
Ко мне подошла Гуля, смущенная, с покрасневшим носом и мокрыми ресницами.
— Первый раз за такое долгое время… — сказала она, еще всхлипывая. — Ты уж прости меня.
— Да. И о том чудесном, чудесном времени. А теперь я превратилась в старую сову.
Машин на улицах уже почти не было, и потому обратно нас вез я. Гуля только показывала мне ярко освещенный зев гаража, занимающего первый полуподвальный этаж Таура. Когда мы поднимались на экскалаторе, мне показалось, что я расслышал ее тяжелый вздох сквозь шум машины. На одиннадцатом этаже я придержал дверь, пропуская ее вперед, и бодро поинтересовался:
— Изыскания продолжим завтра?
Она изучающе посмотрела на меня и резко повернулась на высоких каблучках.
— Нет. Теперь. Пошло оно все к черту. Гнойники надо вскрывать разом. Так что я кивнул и закрыл за собой дверь, и еще с минуту мы возились с множеством цепочек и замков. Студия 1112, что на одиннадцатом этаже Кайлани Таурс грозило все, что угодно кроме взлома.
Я слегка посмеялся над этим, поинтересовавшись, не является ли случайно лучшая Гулина школьная подруга секретным агентом иностранной разведки. Гуля спокойно ответила, что все эти замки были поставлены Алисой после одного случая. Как-то раз ей в дверь позвонил человек и сказал, что послан владельцем дома сменить фильтр в кондиционере. Алиса впустила его, после чего в результате короткой борьбы у нее были сломаны два ребра и три пальца на левой руке, а багровые синяки на шее не сходили больше недели. Так что с тех пор Алиса предпочитает иметь дверь, как в сейфе.
Больше не буду шутить, подумал я. Однажды я примерно так же попросил напиться, а в ответ услышал уверение, что если я буду настаивать, то получу сколько угодно воды, но в физиономию. Так что в сторону это.
— Вот, пожалуйста! Фотоаппарат. Он у меня всегда с собой, с двенадцати лет. «Кодаколор», как видишь. Пленку проявить можно почти в любом месте земного шара.
— А это — те двенадцать кадров, да?
— Сколько раз ты…
— Погоди, Гуля. Те три кадра, ну, которые были последними на пленке. Ты сняла их как обычно, как все предыдущие?
— Д-да… Ну да, конечно.
— Ты смотрела в видоискатель и снимала. Что ты видела в видоискателе? В подробностях!
— Не кричи на меня! Я видела Джой Хэррис! Наверное, она пробралась на нос через маленькую кабину, помнишь ее? Она… она лежала на боку, подперев одной рукой голову, и смотрела прямо вперед. Я еще мельком подумала, что фигурка у нее славная, не отнимешь. Немного маленькая, но все на месте. На ней были трусики от бикини, темно-синие или сине-зеленые, ткань переливалась на солнце. Топ лежал рядом, на люке. Ее светлые волосы были темнее обычного и, кажется, мокрые — она, наверное, вымыла их, она была крашенная блондинка, не натуральная.
— Она влезла в кадр целиком?
— С трудом. Я довольно долго старалась вписать ее, здорово отступила назад. Если бы я во что-нибудь врезалась…
— А ты ничего не задела?
— Нет, успокойся, она не видела меня. Говард дрых без задних ног. Да и я вышла только глянуть, не сбились ли мы с курса — я не доверяю автопилоту. У меня на этот случай есть одно приспособление — петля, я ею закрепляю штурвал. Все было в порядке, и я вышла на палубу, прошла у левого борта — и вдруг вижу ее. Она лежала ко мне спиной, так что я могла подобраться поближе. Вот, видишь этот кадр? Люк снят с более близкого расстояния. А меня не было видно, я стояла за углом большой каюты. У меня были теперь настоящие доказательства, понимаешь? Я хотела снять ее лицо, и думала, как бы мне окликнуть ее, чтобы она подскочила и обернулась, а я бы ее тут же «щелкнула». И тут я заметила при переводе кадра цифры «11», и поняла, что у меня остался последний. Пока я раздумывала, как лучше сделать, она встала и принялась надевать топ. Я тут же спряталась. А когда выглянула снова, увидела, что она стоит у самых перил. Вот здесь. Ну я и сняла ее напоследок. Ее волосы очень красиво развевались по ветру. И тут она то ли услышала меня, то ли почувствовала, и обернулась, прежде, чем я успела спрятать фотоаппарат. Я тут же удрала. Что в этом было такого? Это была моя яхта, мой фотоаппарат и мой несчастный брак. Так что я убежала, не извиняясь.
— А девять предыдущих кадров на пленке сняла тоже ты?
— Ну да. Это снимки с Санта-Круз, порт, яхты и все такое. Там был один потрясающий катамаран из Хустона — вот он — самый большой из всех, какие я видела. Я даже не знала, что такие бывают. Видишь? А на этих двух Говард… Да, это все с Санта-Круза.
— Ну так и что же дальше с пленкой?
— Я же тебе уже говорила…
— А теперь в подробностях.
— Господи, ты невозможное существо! А, так ты же знаешь об этом. Тем лучше, тем лучше… Ну, так я сбежала вниз. Ты сам знаешь, когда кончается пленка, она сматывается на пустую кассету, а наружу остается торчать маленький засвеченный хвостик. Ты раскрываешь фотоаппарат, вытаскиваешь кассету с хвостиком и заряжаешь новую пленку. Я так и сделала. А кассету положила в одно потайное местечко, о нем никто, кроме меня не знает.
— Звучит убедительно.
— Выглядит тоже. Моя музыкальная шкатулка. Ты ее знаешь, та, которую открываешь, а так кружится маленькая балерина. Тебе кажется, что ты смотришь прямо на нее, внутрь шкатулки, но на самом деле так только кажется из-за фокуса с зеркалами. Музыка называется "Вариации на тему «Лары», и в шкатулке есть специальная кнопочка. Если ее нажать, шкатулку не закроешь, только сломаешь, так что я всегда узнаю, лазал ли в нее кто-нибудь без меня. Эту пленку никто, кроме меня не трогал, если ты это имеешь в виду. Господи, да если бы трогал, все бы тут же встало на свои места! Когда мы прибыли в Форт-де-Франс, я вынула пленку из шкатулки и не выпускала ее из рук, пока мне ее не проявили в маленьком салончике.
— И так ты поняла, что девушки на яхте не было.
— Да нет же, Трев, я ничего не поняла! Я не знаю, чему верить. Когда я забрала пленку, просмотрела ее и увидела… что ее просто нет на этих трех кадрах, мне весь мир показался черным. Черным в маленькую сверкающую крапинку. Наверное, я чуть было не потеряла сознание. У меня и сейчас так иногда бывает…
— А что с теми голосами, которые ты слышала?
— Ну что, голоса, как голоса. Ну да, я их слышала. Каждый может слышать голоса. Все сумашедшие время от времени слышат голоса.
— И всегда именно той девушки?
— Да. Джой. Мне ни разу не удалось различить слова. А смех был точно ее. Вернее, ее и Говарда — они смеялись и болтали. Еще что-нибудь?
— Да нет, пока вполне достаточно.
— Тогда я хочу выпить.
Она ненадолго вышла и вскоре появилась с бокалами в руках. Садясь рядом со мной на диван, она так взмахнула руками, что расплескала половину на пол. Заметив это, Гуля хихикнула и бросила в лужу какую-то тряпку. А секундой спустя помрачнела и выпалила:
— Я знаю, что ты хочешь меня спросить! Да, да, да, черт возьми, этот сукин сын пытался переехать меня «Ланью».